На следующее утро у Траска потекло из носа, и он сказал, что чувствует жар. Он чуть не помешался от страха – Ллойд помнил, как он сосал свои пальцы. Каждому проходившему мимо охраннику Траск кричал, что его надо скорее выпустить отсюда до тех пор, пока он действительно не заболел. Охранники не обращали никакого внимания ни на него, ни на других заключенных, которые бродили по камерам, как львы из зоопарка, не получившие вовремя еду. Тогда Ллойд впервые по-настоящему испугался. Обычно на этаже бывало двадцать охранников, так почему же теперь он видел сквозь решетку лишь около пяти различных лиц?
В тот день, двадцать седьмого, Ллойд стал съедать только половину полагавшейся ему еды. Вторую половину он прятал под матрацем.
Вчера Траск неожиданно упал в конвульсиях. Его лицо стало черным, как туз пик, и он умер. Ллойд жадно посмотрел на недоеденный ленч Траска, но достать его он не мог. Вчера на этаже еще было несколько охранников, но они уже никого не переносили в лазарет. За Траском никто так и не пришел.
Вчера во второй половине дня Ллойд задремал. Когда он проснулся, коридоры крыла особого режима были пусты. Ужин не принесли. Позже, когда автоматически включилось освещение, Ллойд поел немного бобов, сэкономленных два дня назад. Вкус был ужасный, но он все равно съел их. Но запасы его были ограничены. Если бы он знал, что все это действительно произойдет, он откладывал бы больше. В глубине его сознания пряталось нечто, что ему не хотелось видеть. Какой-то отдаленный уголок был словно завешан драпировками, а за ними что-то скрывалось. Виднелись только костлявые, скелетоподобные ноги. Лучше не заглядывать. Потому что там, за драпировками, стоял исхудалый труп по имени ГОЛОД.
– О нет, – сказал Ллойд. – Кто-нибудь придет сюда. Разумеется придет. Это так же верно, как и то, что дерьмо прилипает к одеялу.
Но он все вспоминал о своем кролике. Он ничего не мог с собой поделать. Он выиграл кролика с клеткой в школьной лотерее. Отец был против, но Ллойду как-то удалось убедить его, что он будет ухаживать за кроликом и кормить его из своих денег. Он любил кролика и заботился о нем. Сначала. Но увы, он быстро обо всем забывал. И однажды, раскачиваясь на шине, подвешенной на заднем дворе их маленького домика в Марафоне, штат Пенсильвания, он внезапно подскочил на месте, вспомнив о кролике. Он не вспоминал о нем за последние… ну, недели две или немного больше. Просто это как-то выскочило у него из головы.
Он побежал в небольшой сарайчик, пристроенный к амбару. Стояла жара, совсем как сейчас, и когда он шагнул внутрь, вкрадчивый запах наполнил его ноздри. Мех, который он так любил гладить, свалялся и почернел. Белые личинки деловито копошились в глазницах, где когда-то были хорошенькие розовые глазки. Лапы кролика были изранены и окровавлены. Он попытался убедить себя в том, что лапы были покрыты кровью из-за того, что кролик царапал ими по стенкам клетки, и несомненно так оно и было, но какая-то болезненная, темная часть его сознания шептала ему, что, может быть, кролик, доведенный голодом до последней степени отчаяния, попытался съесть самого себя.
Спустя некоторое время после полуночи он заснул, а этим утром он стал трудиться над ножкой своей койки. Теперь, посмотрев на свои окровавленные пальцы, он с новым ужасом подумал о том давнишнем кролике, которому он не хотел принести никакого вреда.
К часу дня двадцать девятого июня он открутил ножку койки. В конце концов болт стал выкручиваться с глупой легкостью, ножка звякнула о пол камеры, и он посмотрел на нее, удивляясь, зачем же она ему понадобилась. Ножка была длиной около трех футов.
Он взял ее в руки и принялся колотить по стальной решетке.
– Эй! – завопил он. – Эй, выпустите меня отсюда! Я хочу выбраться отсюда, вы поняли? Эй, черт вас побери, эй!
Он замолчал и прислушался. На мгновенье воцарилась полная тишина, а потом с нижнего этажа донесся хриплый, восторженный отклик:
– Мама! Я здесь, внизу, мама! Я внизу!
– Господи! – завопил Ллойд и швырнул ножку в угол. В течение долгих часов он трудился, практически искалечил свои пальцы, – и все это для того, чтобы разбудить этого мудака.
Он сел на койку, приподнял матрац и вынул оттуда кусок черствого хлеба. Он подумал, не добавить ли к этому горсть фиников, решил их пока оставить и все равно вынул их из-под матраса. Он съел их один за другим, оставив хлеб напоследок, для того чтобы перебить этот вязкий, фруктовый вкус.
Когда он покончил со своей жалкой трапезой, он бесцельно подошел к правой стенке своей камеры. Взглянув вниз, он издал крик отвращения. Траск наполовину сполз со своей койки, и его брюки слегка задрались. Лодыжки обнажились. Большая лоснящаяся крыса обедала ногой Траска. Отвратительный розовый хвост был аккуратно изогнут вокруг ее серого тела.
Ллойд пошел в другой угол своей камеры и подобрал ножку. Он вернулся и какое-то время стоял неподвижно, думая, не решит ли крыса, заметив его, отправиться в менее людные места. Но, похоже, крыса его не замечала. Ллойд глазом смерил расстояние и решил, что длины ножки как раз хватит.
Ллойд крякнул и с силой опустил ножку. Она придавила крысу к ноге Траска, и тот упал со своей койки с глухим звуком. Крыса с удивленным видом лежала на боку и слабо дышала. На усах у нее были крошечные капельки крови. Задние ноги ее двигались, словно маленький крысиный мозг приказывал ей убежать куда-нибудь, но, проходя по позвоночнику, сигналы безнадежно путались. Ллойд стукнул ее снова и убил ее.
– Вот ты и попалась, дура, – сказал Ллойд. Он положил ножку и вернулся к своей койке. Он был разгорячен, напуган и чуть не плакал. Он обернулся через плечо и закричал: – Как тебе нравится крысиный яд, грязная шлюшка?
– Мама! – радостно отозвался голос. – Мааамааа!
– Заткнись! – взвизгнул Ллойд. – Я не твоя мама! Твоя мама сосет член в борделе города Задница, штат Индиана!
– Мама? – отозвался голос, на этот раз исполненный сомнения. Потом все затихло.
Ллойд заплакал. Плача, он тер глаза кулаками, совсем как маленький. Он хотел сэндвич с ветчиной, хотел поговорить со своим адвокатом, хотел выбраться отсюда.
Наконец он лег на койку, прикрыл глаза одной рукой и занялся мастурбацией. Во всяком случае, это был неплохой способ уснуть.
* * *
Проснувшись в пять часов утра, Ллойд снова принялся барабанить ножкой по решетке.
– Эй, есть кто-нибудь? – закричал Ллойд срывающимся голосом.
Ответа не последовало. Не было даже крика «Мама!» Теперь он был бы рад и этому. Общество сумасшедшего лучше общества мертвеца.
