Но раз эта икона вновь, спустя столько лет, показалась ему, то, быть может, это хорошее предзнаменование? Может быть, знак того, что не все потеряно? Жуткий калейдоскоп перед глазами остановился, образа и огни свечей приобрели прежний облик. На ватных ногах Андрей обошел церковь, ища ту икону — спросить у нее совета. Но не нашел. Изображений Богородицы в храме было несколько — и ни одно не напоминало явившееся ему из воспоминаний. На всех этих иконах, по удивительному совпадению, Богоматерь смотрела в сторону — словно не желала встречаться с ним взглядом…
Поняв, что найти образ ему не суждено, Андрей покинул церковь и окончательно пришел в себя только на улице, глубоко и прерывисто вдохнув грязного загазованного московского воздуху. А возле его машины, опершись о капот, без всякого страха испачкать светло-кремовое пальто из тонкой шерсти, стояла Старьевщица и с привычной усмешкой превосходства наблюдала за ним. Появившись, как всегда, неожиданно и, как чаще всего в последнее время, — некстати…
— Неудачная была идея посетить храм, правда? — спросила она и, не дожидаясь ответа, покровительственно продолжила: — Тебе надо было прежде посоветоваться со мной. Я бы тебя отговорила.
— Скажи, почему так получилось? — с трудом переводя дыхание, спросил Андрей. — Я ведь не продавал тебе воспоминаний о религии, о своих переживаниях, связанных с храмами, я это точно помню.
— Ну да, специально я их у тебя не покупала, — кивнула она. — Но взяла к чему-то в придачу. Разве я не говорила тебе, что некоторые твои воспоминания идут бонусом, как «товар дня» в супермаркете? Купил восемь бутылок пива — получай сумку…
Андрей бессильно махнул рукой.
Воспоминание семнадцатое
Катя. Запретная любовь
На выставку Модильяни Катя собиралась, как в юности на свидание. И дело было не в том, что она особенно тщательно «чистила перышки». Ее раздирали противоречивые чувства: она с нетерпением ожидала встречи с Иваном, но очень боялась, что встреча закончится плохо, каким-нибудь разочарованием — ее в нем или его в ней, — или что-то случится, или, что самое вероятное, после выставки они разойдутся и больше не встретятся. А она с таким удовольствием вспоминала о нем, перебирала в памяти сказанные ими друг другу слова…
Но все получилось хорошо, даже отлично, еще лучше, чем Катя все эти дни представляла себе в мечтах. Несколько часов, проведенных в очереди, пролетели парой мгновений. Продвигаясь в медленно ползущем людском хвосте или бегая греться к нему в машину, где специально для этой цели был предусмотрительно припасен термос с горячим чаем, они разговаривали. Такие разговоры принято называть разговорами ни о чем — и обо всем на свете: о живописи, о музыке, о любимых книгах и фильмах, о детстве и юности, об учебе в школе и вузе, о нынешней и предыдущих работах… И Катя не переставала удивляться, как много у них общего. Выяснилось — им нравятся одни и те же авторы и произведения, у них схожий взгляд на кино и одни и те же музыкальные пристрастия, они во многом одинаково смотрят на вещи, и даже анекдоты их смешат одни и те же… Чай в термосе и тот оказался таким, какой любит Катя — крепкий и очень сладкий.
Выставка произвела на обоих сильное впечатление, они обошли ее дважды, сначала быстро, а затем не спеша, подолгу останавливаясь перед особенно понравившимися полотнами. А потом вдруг оба почувствовали, что страшно проголодались, и Катя с удовольствием приняла от Ивана приглашение пообедать. Но и после ресторана, где они провели немало времени, оба поняли, что не хотят расставаться, и отправились гулять по центру Москвы, с удовольствием вдыхая запах пробуждающейся городской весны. Катя уже и не помнила, когда в последний раз так много общалась с кем-то. И так откровенно. Обычно она и с подругами-то не очень раскрывалась, старалась держать в себе на замке — у всех достаточно и своих проблем и забот… А тут вдруг открыла всю душу, чувствуя, что Иван не просто слушает, но и понимает, и искренне сопереживает ей. Она поделилась с ним многим из того, что давно камнем лежало на ее сердце — о полусиротском детстве и первой несчастливой любви к Андрею, о замужестве и о неродившемся ребенке… И нисколько не пожалела о своей откровенности с почти незнакомым ей человеком. Обычно такой порыв откровения сменяется неловкостью, сожалением. Но сейчас с ней не произошло ничего подобного. Наоборот, ей стало намного легче. Тогда она решила, что ей повезло с собеседником, но позже Иван объяснил ей, что дело совсем не в этом. Он действительно умел слушать — но лишь в том случае, когда сам этого хотел. А с Катей он этого захотел — она сразу ему понравилась. Он и остановился-то перед ней, голосовавшей на Боровском шоссе, потому что что-то в ее облике привлекло его и сразу тронуло за сердце. А едва перекинувшись с ней несколькими словами в машине, он сразу почувствовал — вот человек, с которым ему хочется быть рядом. Но об этом Катя, конечно, узнала позже. А тогда Иван не так много рассказал о себе. О любимых музыкальных направлениях или студенческих «подвигах» он говорил охотно — но тем, касающихся того, что принято обозначать крайне неудачным понятием «личная жизнь» (как будто бывает другая), старался избегать, норовил больше отшучиваться. Однако при этом на вопрос Кати о семье ответил сразу: женат. И дети есть, двое. Дочке Дуне одиннадцать, сыночку Проше скоро исполнится семь, осенью пойдет в школу. А потом вдруг добавил:
— Я вас познакомлю. Вы обязательно друг другу понравитесь.
— Откуда у вас такая уверенность? — легко улыбнулась Катя. Почему-то рядом с ним ей все время хотелось улыбаться, даже когда речь заходила о не очень приятных для нее вещах.
— А я хорошо в людях разбираюсь, — ответил Иван и лукаво прищурился. — Все потому, что в юности целых три книжки по психологии прочел. Четвертую, правда, не осилил, уж больно скучная и толстенная попалась…
Катя тогда отнеслась к его словам как к шутке — и напрасно.
Не прошло и двух дней, как Иван позвонил ей и бодро предложил пойти вместе с ними в субботу на закрытый каток.
— А «мы» — это кто? — настороженно уточнила Катя.
— «Мы» — это мы. Иван Палыч, Прохор Иванович и Авдотья Ивановна. Всем двором, — даже по телефону было ясно, что он улыбается.
— А твоя жена? — осторожно спросила Катя. — Она не… Ей не будет неприятно, что ты берешь с собой на каток постороннюю женщину? Дети ведь наверняка ей все расскажут.
— Ну, за это не беспокойся, это моя забота, — решительно, но не слишком понятно ответил Иван. — Так как, ты не против? Тогда скажи, куда за тобой заехать.
