Она проверила отделение над холодильной камерой для вина и обнаружила, что коробка пульмикорта пуста. Этого она и боялась. То есть ей предстояло идти в подвальную кладовую. Перед тем как спуститься по винтовой, устланной ковром лестнице, Нива достала из сумки черный эмалированный крест. Идя вниз, она прижимала его к боку – на всякий случай. Добравшись до нижней ступени, Нива обнаружила, что для этого времени дня в подвале слишком темно, и повернула все выключатели, прислушиваясь к щелканью ламп.
Они называли этот этаж подвалом, но на самом деле использовали, как и любой другой. В одной комнате располагался домашний кинотеатр с креслами, как в обычном кинотеатре, и тележкой с попкорном; в другой валялись игрушки и стояли столы для настольных игр; третью занимала прачечная. Там же госпожа Гилд держала постельное белье. С ними соседствовали четвертая ванная, кладовка, а недавно появился винный погреб с контролируемой пониженной температурой. Его строили на манер европейских, поэтому рабочим пришлось пробивать бетонное основание и вкапываться в землю.
Урчание нагревательного котла из-за двери едва не заставило Ниву метнуться вверх по лестнице. Она уже повернулась к ступеням, но мальчику требовалось противоастматическое лекарство, слишком уж опухло его лицо.
Нива решительно пересекла подвал и, уже добравшись до кожаных кресел домашнего кинотеатра, на полпути к кладовой заметила, что окна заложены разными вещами: вот почему ясным днем в подвале было так темно. Старые коробки и игрушки были навалены грудами у стены, закрывая маленькие окна, а тряпки и газеты отсекали оставшиеся солнечные лучи.
Нива никак не могла взять в толк, кто мог это сделать, но раздумывать не стала, а поспешила в кладовку. Она нашла спрей Кина на одной полке с витаминами Джоан и пастилками, понижающими кислотность желудка, взяла две коробки с пластиковыми флаконами и поспешила назад, даже не закрыв дверь.
Оглядывая подвал, она заметила, что дверь в прачечную приоткрыта. И что-то в этой двери, которую никогда не оставляли открытой, красноречивее всего символизировало нарушение заведенного порядка, которое так явственно ощущала Нива.
Вот тут-то она и увидела черные земляные пятна на ковре, напоминающие следы. Ее взгляд проследил их до двери в винный погреб, мимо которой Ниве предстояло пройти, если она хотела подняться по лестнице. Землю она увидела и на дверной ручке.
Нива почувствовала зло, приблизившись к погребу. Оно таилось в чернильной темноте за дверью. Зло, лишенное души. Но не холодное. Наоборот, горячее. Но все равно зло, высматривающее добычу. Ручка начала поворачиваться, когда Нива проскочила мимо двери к лестнице. А потом няня, шестидесятитрехлетняя женщина с больными коленями, не поднялась, а взлетела по ступеням. На одной из последних она споткнулась и оперлась рукой с крестом о стену, отбив штукатурку. Что-то преследовало ее. Она закричала по-креольски, выскочив на залитый солнцем первый этаж. Добежав до кухонного острова, Нива схватила сумку и при этом перевернула пакет – его содержимое вывалилось на пол. Однако она была слишком испугана, чтобы обернуться.
При виде матери, с криком выбегающей из дома, в цветастом платье до лодыжек и черных туфлях, Себастьяна выскочила из автомобиля.
– Нет! – крикнула Нива, взмахами руки загоняя ее обратно за руль.
Она бежала так, будто за ней кто-то гнался, но на самом деле никто ее не преследовал. Себастьяна, встревоженная столь странным поведением Нивы, села за руль:
– Мама, что случилось?
– Поехали! – крикнула Нива, ее большая грудь тяжело вздымалась, в глазах все еще стоял страх, она не отрывала взгляда от открытой боковой двери.
– Мама… – Себастьяна включила заднюю передачу. – Это же похищение. У них тут законы. Ты позвонила ее мужу? Ты сказала, что позвонишь ему.
Нива разжала пальцы и обнаружила, что ладонь в крови. Она так крепко сжимала крест, что поперечина врезалась в кожу. Нива разжала кулак, и крест упал на пол.
17-й полицейский участок, Восточная Пятьдесят первая улица, Манхэттен
В камере старый профессор сидел на самом краю скамьи, как можно дальше от храпящего, голого по пояс мужчины, который только что справил малую нужду, не пожелав беспокоить кого-либо вопросом о том, как добраться до унитаза в углу; не пожелал он также предварительно снять штаны.
– Сетрайкин… Сетаркян… Сетрайняк…
– Здесь, – отозвался профессор.
Он встал со скамьи и подошел к чтецу коррективного курса в форме полицейского офицера, стоявшему у открытой двери в камеру. Офицер выпустил его и запер дверь.
– Я свободен? – спросил Сетракян.
– Полагаю, что да. За вами приехал ваш сын.
– Мой…
Сетракян придержал язык и последовал за офицером в комнату для допросов. Полицейский открыл дверь и предложил ему войти.
Сетракяну потребовалось лишь несколько мгновений, пока за ним закрывалась дверь, чтобы узнать мужчину, который сидел по другую сторону стола. Это был доктор Эфраим Гудвезер из Центра по контролю и профилактике заболеваний.
Рядом с ним сидела женщина, которую он видел возле морга. Сетракян улыбнулся их уловке, хотя появление этих двоих его особо не удивило.
– Значит, началось, – кивнул он.
Темные мешки, свидетельства усталости и недосыпания, набрякли под глазами доктора Гудвезера. Он оглядел старика с головы до ног:
– Вы хотите выбраться отсюда, и я могу вас вытащить. Но слушаю ваши объяснения. Мне нужна информация.
– Я могу ответить на многие ваши вопросы. Но мы уже потеряли уйму времени. Нужно действовать немедленно, сию минуту, если хотим сдержать эту напасть.
– О том я и говорю. Что же это за напасть?
– Пассажиры с самолета. Мертвые ожили.
Эф не знал, что на это ответить. А если бы и знал, не сказал бы ни слова.
– Вам придется многое переосмыслить, доктор Гудвезер, – сказал Сетракян. – Я понимаю, вы думаете, что пойдете на риск, поверив слову незнакомого старика. Но если уж на то пошло, я рискую в тысячу раз больше, доверяясь вам. Мы сейчас говорим о спасении человечества… пусть я и сомневаюсь, что вы в это верите… или хотя бы понимаете, о чем я. Вы думаете, что вербуете меня в свою команду. На самом деле это я вербую вас.
«Лавка древностей и ломбард Никербокера»
Эф прилепил к ветровому стеклу плакатик «Срочная доставка крови» и припарковался на Восточной Сто девятнадцатой улице, в зоне, где разрешалась только короткая остановка для доставки товаров в окрестные магазинчики, а потом последовал за Сетракяном и Норой к ломбарду, расположенному на соседней улице. Дверь закрывала решетка, окна – металлические жалюзи. Несмотря на табличку «ЗАКРЫТО», у двери отирался мужчина в облегающей куртке из черной шерстяной ткани и высокой вязаной шапке, какие носят растаманы, правда дредов у мужчины не было, вот шапка и обвисала, как схлопнувшееся суфле. Он переминался с ноги на ногу, держа в руках коробку из-под обуви.
