Полиция обнаружила останки Черил Ламоники в семидесяти ярдах вниз по течению ручья. Труп застрял у упавшего в воду дерева, перегородившего ручей прошлой зимой. По чистой случайности весенний паводок не вынес его в Пенобскот, а оттуда — в открытое море.
Ламонике было шестнадцать лет. Она была уроженка Дерри, в школу не ходила: три года тому назад она родила дочь. Жила с дочерью у родителей. «Черил бывала иногда психованной, а так в душе она кроткая, добрая, — рыдая, рассказывал в полиции ее отец. — Энди, ее дочь, все спрашивает: «Где мама?» Что ей теперь ответить? Не знаю».
Черил Ламоника пропала без вести, а через пять недель обнаружили ее труп. Расследование ее гибели началось с весьма логичного предположения: ее убил один из ее дружков. А их у нее было много. Некоторые из них были с бангорской авиабазы. «Хорошие ребята, почти все хорошие», — сообщила на следствии мать Черил. Одним из этих хороших ребят оказался сорокалетний полковник авиации, женатый, с тремя детьми, проживающими в Нью-Мексико. Другой к тому времени угодил в тюрьму Шоушенк за разбой. «Кто-нибудь из дружков, — считала полиция. — А может быть, гастролер, сексуальный маньяк».
Если предположить, что это сексуальный маньяк, то, по-видимому, он был неравнодушен и к мальчикам. В конце апреля учитель неполной средней школы во время урока природоведения на открытом воздухе обнаружил красные теннисные туфли и синий вельветовый детский комбинезон. Они торчали в жерле трубы на Мерит-стрит. В конце улицы стояли козлы для пилки дров. Асфальт был разбит еще с прошлой осени. В этом месте улицу пересекало шоссе.
В трубе обнаружили труп трехлетнего Мэтью Клементса. Всего лишь за день до этого родители сообщили в полицию об исчезновении малыша. Фотография была помещена на первой полосе деррийской газеты «Ньюс»: темноволосый мальчик с дерзкой улыбкой, на голове сдвинутая набекрень шапочка с надписью «Ред Сокс». Клементсы жили совершенно в противоположном конце города. Мать, убитая горем до такой степени, что казалась закованной в броню спокойствия, сообщила, что Мэтти катался на трехколесном велосипеде по тротуару перед домом, на углу Канзас-стрит и Коссут-лейн. Она пошла сушить стираное белье, а когда затем выглянула в окно, Мэтти и след простыл. На траве между тротуаром и проезжей частью валялся опрокинутый трехколесный велосипед. Одно из колес все еще лениво вращалось. На глазах матери колесо остановилось.
Этот случай переполнил чашу терпения начальника полиции Бортона. На экстренном заседании муниципалитета он предложил со следующего же дня ввести в Дерри комендантский час начиная с 19.00. Предложение было принято единогласно, и на другой день комендантский час вступил в силу. Маленькие дети должны были находиться под присмотром хотя бы одного «компетентного взрослого» — так, во всяком случае, говорилось в постановлении, опубликованном в деррийской газете «Ньюс». В школе Бена месяц тому назад прошло специальное собрание. На сцену в актовом зале поднялся начальник полиции и, засунув толстые пальцы за пояс с кобурой, стал уверять детишек, что им нечего волноваться, надо только соблюдать элементарные правила: не вступать в разговор с незнакомыми людьми, не садиться в машины, когда какой-нибудь взрослый предлагает довезти тебя до дому, если, конечно, это не давнишний, добрый твой знакомый, всегда помнить, что человек в полицейской форме — твой друг, и выполнять предписания о комендантском часе.
Две недели назад один мальчишка (Бен знал его лишь в лицо, он учился в параллельном классе) заглянул в водосточный люк на Ниболт-стрит и увидел, что там плавает много волос. Этот мальчишка — звали его то ли Фрэнки, то ли Фредди Росс — промышлял в поисках всякой всячины, которую он выуживал из труб благодаря собственному изобретению — особому устройству, которое он называл «фантастическая жвачка». Когда он говорил о нем, создавалось впечатление, будто он даже про себя думал о своем открытии с большой буквы, как будто его название выведено на рекламном щите и светится неоном. ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЖВАЧКА представляла собой березовую ветку с большой нашлепкой в виде резиновой жвачки на конце, этакого большого комка жвачки. В свободные от уроков часы Фредди (или Фрэнки) ходил по Дерри и заглядывал в разные канализационные люки и трубы. Иногда ему попадались деньги — большей частью монеты в один цент, но бывали и десятицентовики и даже четвертаки (впоследствии по каким-то ему одному известным причинам он называл их «водяными монстрами»). Заметив монету, Фредди пускал в ход свою фантастическую жвачку. Достаточно было просунуть ее сквозь решетку люка — и считай, монета у тебя в кармане.
Бен был наслышан об этом ловце удачи и его фантастической жвачке задолго до того, как этот энтузиаст снискал всеобщую известность: обнаружил труп Вероники Гроуган.
«Тупой грязнуля», — сказал ему как-то Ричи Тоузнер, имея в виду этого Фредди.
Тоузнер, худой как палка парнишка, ходил в очках. Бен подумал, что без очков Ричи, наверное, видит не дальше своего носа: в непомерно больших его глазах, спрятанных за толстыми линзами, постоянно читалось неприкрытое удивление. У Тоузнера были огромные, выступающие вперед резцы, за что его прозвали Бобер. Он учился в одном классе с Фрэнки (или Фредди).
— Весь день шастает со своей палкой, сует ее в канализационные люки, а потом всю ночь жует жвачку на конце этой палки.
— Фу, гадость, — вырвалось у Бена.
— Точно тебе говорю, братец кролик, — уверил его Ричи и направился по своим делам.
Фрэнки (Фредди) шарил в люке фантастической жвачкой: ему казалось, что зацепил парик. Может, парик удастся просушить, подумал он, тогда он подарит его матери на день рождения. Он выуживал свою находку несколько минут и уже хотел плюнуть на это дело, как вдруг из грязной воды показалось лицо с приставшими к белым щекам опавшими листьями, лицо с впалыми глазницами, залепленными грязью.
Фредди (Фрэнки) завизжал и пустился бегом домой.
Вероника Гроуган училась в четвертом классе в церковно-приходской школе, о которой мать Бена говорила, что учителя там «Христовы ученики». Девочку похоронили в день, когда бы ей исполнилось десять лет. После этого ужасного случая как-то вечером Арлин Хэнском позвала сына в гостиную, усадила на кушетку и села рядом. Она взяла его за руки и пристально посмотрела ему в глаза. Бену стало немного тревожно, и он оглянулся назад.
— Бен, — начала Арлин Хэнском, — ты что, дурачок?
— Нет, мама, — отвечал Бен. Его охватила сильная тревога. Он совершенно не понимал, к чему мама клонит. Никогда он еще не видел у матери такого серьезного выражения лица.
