Ну, так и есть, ошиблась. Я поняла это, увидев заглавие на обложке, а затем на фронтисписе: название оказалось совсем не тем, какого я ожидала. То был сборник извлечений из трактата Дельфинуса[130]«Secretus Maximus».[131] Но как это могло случиться? Я же явственно… Но когда я опять повернула книгу ребром, на корешке по-прежнему значилось: «Аделаида Лабилль-Гиар». Однако это имя вовсе не было, как я думала, вытеснено на коже. Оно было написано чем-то белым на куске лазурно-голубой ленты, прикрепленной сбоку к переплету. Еще более странно. Кто мог сделать такое, а главное, зачем?
Я могла подозревать лишь одного человека.
Медленно, очень медленно я открыла книгу и… не поверила собственным глазам.
Настоящие страницы книги оказались выстрижены из переплета. Вернее, в них было вырезано квадратное углубление, а в нем помещалась еще одна книга. Одна в другой. На обложке потайной книги, тоже переплетенной в небесно-голубой сафьян, стояла выпуклая буква С. — о, как я ласкала ее, ощупывая кончиками пальцев! — та самая большая С., украшенная изображением жабы, сидящей на нижнем изгибе… Себастьяна!
Неужели она успела побывать у Бру? Если да, то каким образом… О, бесчисленные вопросы роем кружили в моем мозгу, в то время как увесистая тетрадь трепетала в моих руках.
Затем я открыла ее, причем на послед ней записи — привычка, выработавшаяся после прочтения огромного количества «Книг теней», где описывалась жизнь сестер, чья судьба закончилась очень печально, — и прочитала следующее.
«О милая Аш, душечка, что я наделала!
Ежели, паче чаяния, ты все-таки найдешь эту книгу, любой ценою скрой ее от монаха. Не читай ее у него в доме, а забери с собой и скорей беги оттуда. Беги, дорогая! Беги!»
Ах, если б я последовала совету Себастьяны, если бы схватила книгу и побежала прочь! Но я не могла этого сделать. Бру не выпустил бы меня, ибо в этот самый миг он показался в дверях библиотеки. Голова его была запрокинута, ее прикрывал капюшон бурнуса, и лица нельзя было разглядеть, так что выражение его осталось для меня тайной.
Когда алхимик ожидает в награду за свои труды золота, молодости и бессмертия после того, как он потратил столько времени и денег, а в итоге превратился в старика, одетого в лохмотья, обладающего в изобилии одною лишь нищетой, и столь несчастного, что готов продать душу за три гроша, он пускается во все тяжкие.
Корнелиус Агриппа. Тщета науки
— Buenas tardes,[132] — проговорил Бру.
Меня трясло, и эта дрожь никак не унималась.
— Месье, — довольно нелепо отозвалась я, — вы испугали меня.
И замерла, прижав к сердцу дрожащие пальцы правой руки. Я чувствовала, как они барабанят по моим ребрам в такт сердечному ритму. В левой руке, опустив ее ниже пояса, я держала — точнее, прятала за спину — книгу Себастьяны. А если еще точнее, пыталась спрятать большой фолиант, в котором она скрывалась.
— Что ты читаешь? — спросил алхимик.
Он видел? Знал? Разумеется, нет. Если бы Бру заподозрил, что Себастьяна оставила мне маленькую записку с советом бежать, не говоря уж о целой книге, он перерыл бы все и достал ее из-под земли. Он не мог знать того, что отлично знала Себастьяна: при наличии свободного времени я перелистаю буквально каждую книгу в библиотеке. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы Бру слышал имя соперницы Себастьяны. О да, моя мистическая сестра поступила очень разумно, спрятав послание под самым его носом. Ах, если б я нашла ее книгу раньше! Что может быть хуже, чем обнаружить долгожданные вести от Себастьяны — да еще с предостережением! — и не иметь возможности прочитать их, потому что Бру по-прежнему стоял в дверях библиотеки, освещенный последними лучами угасающего дня? Если бы мне задали этот вопрос тогда, я без колебаний ответила бы: «Ничего нет хуже». И ошибалась бы.
— В этой книге говорится о Дельфинусе, — пролепетала я, держа голубую книгу перед собой, но так, чтобы не показывать корешка. — Это «Secretus Maximus».
— Ну да, — произнес Бру. — Тайны… очень достойная вещь.
Он продолжал стоять, словно статуя. Я вся горела! Не знаю, смотрел он на меня или на фолиант, в котором пряталась книга моей сестры. Капюшон по-прежнему скрывал от меня лицо алхимика, и я не могла понять направление его взгляда.
Наконец он промолвил:
— Ступай за мною на assoltaire. Настало время тебе показать кое-что из того, что у меня есть.
У меня тоже кое-что имелось, и я держала это в левой руке. Книга Себастьяны. Я хотела увидеть только одно: то, что написано в ней. Неужели С. успела побывать здесь, в Гаване? Но когда? Одна или с Асмодеем? Может быть, она (или они) все еще где-то поблизости? Едва ли — я бы почувствовала, будь она где-нибудь рядом. Ведь теперь я обладала такой силой, что могла чувствовать, когда поблизости находился кто-то из сестер. Это ощущение было сродни дрожи смертных воздыхателей, посещавших Киприан-хаус, и эта дрожь доставляла им удовольствие. Там, где под одной крышей собрались сразу тринадцать сестер, это было вполне объяснимо, и Герцогиня не считала нужным притворяться и лицемерить. «Если мы их привлекаем, — частенько говаривала она, — пускай приходят снова и снова». Теперь мне пришло в голову: а вдруг Герцогиня и Себастьяна приезжали в Гавану вместе? Если так, в книге С. должны содержаться какие-нибудь известия о Герцогине, исчезнувшей после того, как всемирная эпидемия холеры добралась до Нью-Йорка, выкосила десятую часть его жителей и забрала у несчастной моей сестры ею любимого Элифалета. Ах, книга находилась буквально под рукой, а я не имела возможности прочитать ее! В последнее время я жила в праздности, какую не могли себе позволить даже светские дамы — они стремились к такому времяпрепровождению, а я страдала от него. Но сейчас, когда свободное время было мне по-настоящему необходимо, меня позвал с собой тот самый человек, от общения с которым Себастьяна меня предостерегала. Он не приглашал меня, а приказывал. И то, что он появился, едва ли было совпадением.
— Прямо сейчас? — попробовала возразить я. — Там, наверное, очень жарко, хоть солнце уже…
— Да, сейчас.
Что мне оставалось делать? Я не могла пойти с ним, положив книгу обратно на пол в библиотеке. Поэтому я заявила, что обдумываю слова Дельфинуса и вот-вот их пойму, сунула обе книги, большую и скрытую в ней малую, в полотняный мешочек, повесила его на плечо и поплелась за Бру. Покинув библиотеку, мы вышли на балкон, возвышавшийся надо всем двором. Если отсюда пойти налево, этот путь привел бы к той каменной, скользкой от испражнений лестнице, что вела на assoltaire.
