Дмитрий Глебов - Черный троллейбус

Все шестеро стали медленно отходить назад, пока не услышали за спиной какие-то странные звуки. Это было то ли рычание, то ли мяуканье. Обернувшись, они увидели, что со все сторон их окружили странные существа. Полукошки-полусобаки, размером примерно с ротвейлера. Глаза хищников недобро светились желтым огнем.

Между тем демон-балалайщик заиграл нечто совсем уж неистовое.

И тут с неба вновь пошел опилочный снег. Вскоре он повалил так густо, что и собако-коты, и балалайщик скрылись из виду. Поднялась метель. Опилки застилали глаза и уши. Всем одновременно невыносимо захотелось спать. И они уснули.

Проснулись у гнилого пенька, на том самом месте, которое описывал Юра. Все шестеро. Костет тут же крепко расцеловал Настюху.

— Мы вернулись! — расплакался он.

Доехали до города на попутке, которой оказалась вместительная газелька. Судя по обшарпанности, еще недавно она рассекала по улицам города в качестве маршрутки. Это было подозрительное везение. Но на то, чтобы проявлять подозрительность, ни у кого уже не было сил.

Настюха решила не возвращаться сразу к своим родителям. Не только из-за страха перед их вполне адекватной неадекватной реакцией на то, что ее не было больше года. Она так и не успела истосковаться по их пьяным заскокам. Тем более, Костетова мамаша как раз снова свалила на дачу. Так что девушка расположилась у своего ненаглядного.

Ночью оба спали как убитые. Без всяких мыслей о разврате, но крепко прижавшись друг к другу.

Утром, потчуя девушку овсянкой с яичницей, Костет задал вопрос, давно его мучивший:

— Почему ты больше не являлась ко мне после того случая? К Масякину этому приходила, а ко мне нет. Чем я хуже?

Настюха тяжело вздохнула.

— А ты думаешь, легко мертвым возвращаться в мир живых? Это ведь целая история. Там все в бюрократии погрязло. Сначала у одного разрешение получить, потом у другого — отсутствие возражений, у третьего — выпросить соответствующие санкции... Цель у нас была одна — остановить злодеев-извращенцев. Спасти не только тебя, но и весь мир. Вот мы и действовали наверняка. Прямо в Мудров решили звонить. Напрямую. Мы ведь думали, что ученые умные и все поймут. Кто знал, что Масякин такой дубиной окажется.

— Понятно.

— Дурачок ты.

— Почему сразу дурачок? Я, между прочим, скучал по тебе.

— Я тоже, — Настюха поцеловала Костета.

— Давай тогда сексом займемся, наконец?

— Не могу... — на лице девушки появилось искреннее сожаление.

— Почему?

— У меня эти дни.

Тем же вечером Настя вышла из туалета и прибежала к Костету с потрясающей новостью:

— Представляешь? У меня месячные зеленые!

Оба расхохотались.

— А знаешь что, — сказала как-то Настюха.

— Что? — спросил Костет.

— Я рада, что ты меня съел. Я много думала об этом, когда была бестелесна. И еще до того, когда жива была. Мне всегда хотелось чего-то такого. Чтобы ты съел меня, а я съела тебя. И то и другое одновременно. Звучит глупо, я в курсе. Хоть наполовину, но ведь получилось. Ты понимаешь меня?

— Ага, — Костет пододвинулся к ней поближе. — Мне бы тоже очень хотелось, чтобы мы были друг в друге. Чтобы ближе близкого. Ближе, чем это вообще возможно. Ты ведь об этом?

Настя улыбнулась и поцеловала его.

Валя нашел себе новую работу по специальности. Перебрался в другую квартиру. Тоже коммунальную, но поближе к друзьям-воспитанникам — Вовке, Жеке, Костету, а теперь еще и Настюхе. Мало ли чего. Ведь они знают всю подноготную мироустройства. А она такая, что расслабляться нельзя. Нужно быть всегда начеку.

На новую квартиру Валя забрал и Бориса Андреевича, вместе с тремя полосками обоев, на которых он проявлялся. Без него было бы скучно. И вообще друзей никогда не стоит бросать, даже если они воображаемые.

От новой квартиры до лесопарка — рукой подать. Лето уже закончилось. А как так — наступят морозы, а шашлыков они так и не пожрут, что ли? Нельзя было такого допускать. И они не допустили.

Позвали всех участников эпической битвы со сверхъестественным злом. И Юру, и Рафаэля Яковлевича, и Масякина. Если бы Тамара Цой и Кондуктор были живы — наверняка тоже нанесли бы визит. Попытались бы всех прихлопнуть одной атакой. Но им обоим было уже не до того.

Масякин пришел последним, с солидным опозданием. Уже бухой.

— Налейте-ка мне штрафную! — потребовал он, подмигнув. — Я сегодня обрел самоуважение!

— Как так? — удивились все.

— А вот так: американцев я послал!

— Куда послал?

— Откуда пришли, туда и послал. Янки, гоу хоум. Они меня в Америку приглашали. Предлагали продать секреты Рафаэля Яковлевича и к ним перебраться. Чтобы у них в Юэсэе нановодку гнать. Но я отказался.

— Пьяный был?

— Да вы что?! Как это пьяный? Тогда грош цена была бы. Это я потом набухался. От счастья.

— А сколько они тебе предлагали? — поинтересовался Рафаэль Яковлевич.

Масякин назвал сумму, и все присвистнули. Шпионаж нынче стоил дорого. Только сейчас Валя заметил, как изменился Масякин: перестал загоняться, спокойный стал. Располнел слегка, но ему так даже лучше.

— Я очень всегда любил американскую эту культуру, — разоткровенничался Масякин. — Там ведь все так просто, доступно, вкусно и питательно... Мне казалось, что вот это и есть настоящая жизнь. Ан нет. Настоящая жизнь, это знаете что?

— Что? — спросили у него другие.

— Настоящая жизнь — это то, что было с нами в Мудрове. Когда она проходит в точке между жизнью и смертью. «Тот самый миг между прошлым и будущим». Поэтому пофигу, где ты живешь, если ты живешь.

Помолчали. Никто не ожидал, что Масякин когда-нибудь сделается таким философом. Хотя, может, протрезвеет, и пройдет у него.

Пили, не чокаясь, за всех, кто не выжил. И за братьев Магомедовых: Биляла, Загалава, Аслана, и за Ленгварда Захаровича, и за Олю с Пашей и Игорем, и за сирену Лену, и за всех остальных Мудровских ученых, вместе взятых.

Пили обычную водку. Нановодку они не употребляли из уважения к Настюхе, — мало ли, капнут нечаянно, а у нее тут же незаживающая язва образуется. Да и то пили не все. У Вовки, Жеки и Костета желания пить не было. «Выпили уже свое», — объясняли они.