— Цигани?
— Да, а что?
— Ништо, ништо. Па не говорите хрватски?[17]
— Нет. Мы из Ясапати приехали. Из Венгрии.
Он немного думает:
— Ово йе где погроме су били?[18]
— Да.
— Засигурно ленчуге сте, можда илопове…[19]
— Мы танцоры.
— Ма добро, добро. Учите хрватски, дечки.[20]
Он возвращается на своё место, и все сразу начинают шептаться.
— Ёж ежович, а не национал-экстремисты ли здесь заседают? Гомосечный клуб был бы получше…
— Может быть, пойдём?
— Подожди. Во-первых, я голодна. Во-вторых, морды нам пока не бьют, а значит, паниковать немного рано.
— А когда начнут бить, будет поздно.
— Если ты действительно так хочешь, можешь идти.
— А ты?
— А я, сожри тебя многорогий, хочу получить нормальный, человеческий завтрак!
Наконец, появляется официант со свежими — ещё горячими! — яблочными штрудельками и кофе.
— Милейший, разрешите спросить, — обращаюсь я. — А нам здесь не опасно оставаться? Может, нам лучше это всё с собой на вынос взять?
— Зашто? — удивляется официант.
— Я в том смысле, что эти мужественные… э… мужчины, они нас бить не будут?
— Не, они нече. Поштени су люди[21].
— А чего они тогда на нас так смотрят?
— Код нас цигане плеше у ресторанима, то йе обично, ал никад не йеде. Тако йе чудно.[22]
— А, ну тогда понятно. Спасибо.
Кристо ест удивительно меланхолично, я бы даже сказала, скорбно. Я же расправляюсь со своими штрудельками очень быстро и, отдуваясь, заказываю ещё чашку кофе.
Всё это время хорваты наблюдают за нами.
Наконец, Кристо тоже приканчивает свой завтрак, и мы встаём. На прощание я мило улыбаюсь и машу мужикам ручкой. Они тут же расплываются в ответных улыбках и машут в ответ. «Каланча» ещё и подмигивает.
— Ну, вот это уже было лишнее, — замечает Кристо на улице. — Они же считай, что турки. Ещё раззвонят, что в город приехала девушка лёгкого поведения. Придётся отбиваться.
— Думаешь? — расстраиваюсь я. — Я же просто хотела разрядить обстановку.
— Да уж, разрядила.
— Да уж, иди ты. Всё время ноешь и паникуешь. Пойдём лучше, поищем, где прикорнуть. Я разбитая совершенно. И ноги болят…
— Если бы ты поменьше с кем попало кокетничала — не болели бы.
Я молчу. На этот-то раз он прав. Чёрт меня дёрнул танцевать с мертвяками у костра…
Мы выходим из города и идём каким-то странным полем. Тут и там — какие-то рытвины, ямы. Из-за высокой травы их обнаруживаешь, только подойдя очень близко. Так и шею недолго сломать.
— Давай прямо здесь приляжем, — прошу я. Кристо не возражает. Мы приминаем траву и ложимся — рядом, потому что мне всё ещё не по себе. Прежде, чем заснуть, я нахожу ладонь кузена и сжимаю её. Наверное, глупо. Но сейчас мне это очень нужно.
Я просыпаюсь от того, что кто-то трясёт меня за плечо:
— Эй, цурице… циганко!
Я с трудом открываю глаза и тут же зажмуриваюсь обратно — мне светят в лицо. Веки просвечивают красным, но неизвестный отводит луч фонарика, и я могу снова разомкнуть их. Надо мной навис давешний хорват-«каланча» из «Герцога Константина».
— Што ту радиш?
— Сплю.
— Баш йе миесто за спаванье… Где йе дечко кой йе био с тобом?
— А где он?
— Па мене питаш?
Над головой «каланчи» — чёрное небо. Уже ночь.
— Айде подичи и нестани одмах. Немой чак да се окренеш!
— Я не могу… мне нехорошо.
Как доказательство, я поднимаю руку: она дрожит.
— Чекай, чекай… ниси ли заразна? — «каланча» чуть отодвигается.
— Не знаю. У тебя нет колы?
— Имам ракию. Ал вальда ниси у станью за жестоку пичу. Како се зовеш?
— Лили… Лиляна Хорват.
— Добро йе презиме. Айде лежи. Спавай. Ако нетко додже, спавай како мртва.
Мужской голос сдавленно окликает откуда-то из темноты:
— Златко! Где си?
— Ту сам! Идем! — «каланча» выпрямляется и кидает на меня предупреждающий взгляд. Я быстро закрываю глаза.
Златко уходит, и я напряжённо вслушиваюсь. Совсем недалеко — несколько мужчин. Они переговариваются, ходят… кажется, роются в земле.
Куда делся Кристо, сожри его многорогий?! Какого чёрта он бросил меня здесь одну? Кто эти мужики и что им надо ночью в чистом поле?
Не проходит и получаса, как кто-то снова ко мне подходит. От него сильно пахнет ракией.
— Эй, циганко… Лиляна… — это Златко, и я открываю глаза. Он сел возле меня и задумчиво смотрит сверху вниз. — Эй, где йе твой фрайер?
— Брат. Кристо мой брат.
— Ма нема га?
Я молчу. Ответ слишком очевиден. Златко грустно вздыхает и вдруг ложится рядом. Гладит моё лицо грубыми пальцами:
— Лиепа си…
— Мне нехорошо. Я болею.
— Нема вези, опрез, — он гладёт руку мне на грудь и повторяет:
— Лиепа…
— Не надо. Я… кричать буду!
— Онда сви чу додже. Сви сви еданаест мушкарца. На треба викати, — Златко чуть сжимает ладонь. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!
— Не надо… Я девственница!
— Код вас свака йе дьевица, — ухмыляется «каланча». — Требаш то мужу причати… ал не мене.
Если он меня поцелует, меня вырвет. Но Златко не целует. Кажется, ему нравится страх в моих глазах. Он опускает руку ниже и ниже. Я пытаюсь оттолкнуть её, но он не то уговаривает, не то пугает:
— Смири се! Ако нечеш, сви че чути… Еданаест мушкарца!
А его пальцы уже сминают мне юбку, чтобы забраться под подол. Я пытаюсь по крайней мере выглядеть гордо, но мне не очень хорошо удаётся — на глазах выступают слёзы и я не могу сдержать дрожи. Я отворачиваюсь.
Внезапно со стороны Златко доносится звук — словно что-то хряпает. Я слышу сдавленный голос Кристо:
— Возле его головы стоит кола, пей скорее.
Я оборачиваюсь — голова хорвата залита кровью, глаза закатились, в волосах блестят осколки стекла. Похоже, кузен отрубил его ударом бутылки. Я готова разрыдаться от облегчения.
Я шарю рукой над головой Златко; нахожу уже открытую бутылочку колы. Присасываюсь. Несколько минут я лежу, ожидая, пока давление поднимется.
— Я в порядке. Что теперь?
— Быстро ползи за мной.
Просто удивительно, какую скорость можно развить, передвигаясь практически на животе и локтях.
В какой-то момент кузен встаёт — я встаю следом — и говорит:
— Вот, а теперь — побежали!
Мы бежим довольно долго, сначала по полю, потом по обочине дороги. Останавливаемся только под знаком, возвещающем о селе «Богдановци».
