«Финстер прославился своими ночными похождениями. На каждом приеме он появляется в обществе двух-трех красавиц, причем до сих пор ни с одной из них его не видели дважды. Финстер умудряется принимать участие во всех значительных событиях светской жизни, чем, в сочетании со своей беспощадной деловой хваткой и фамилией…»
Буш передвинул курсор, собираясь закрыть окно с видеокадрами, как вдруг…
«.. заслужил себе прозвище, которое произносят только шепотом: Князь тьмы».
Август Финстер устраивал «дворцовый прием» в библиотеке своего особняка. Три дамы сидели друг напротив друга в креслах, расставленных вокруг камина, держа в руках бокалы, только что наполненные шампанским. Все три были в самых роскошных вечерних туалетах от лучших берлинских салонов моды.
Финстер находил себе женщин различными путями. Его огромное состояние и личное обаяние всегда были неотразимым возбуждающим препаратом, который притягивал к нему красивых женщин, словно мед — пчел. Элль, красавица с огненно-рыжими волосами, встретила его сегодня утром, возвращаясь со съемок. Известная во всем мире фотомодель обратила внимание на мужчину, который смотрел в ее сторону, и тотчас же была сражена наповал. Прекрасная Джун пришла на собеседование в компанию «Финстер индастриз» — и ушла с приглашением. А Хайди — ну а Хайд и просто заявилась сегодня вечером без приглашения, по совету подруг, вкусивших обаяние миллиардера. Однако помимо денег, помимо обаяния было что-то еще. Все девушки это чувствовали, но никто из них не мог определить, что это такое. Все три стремились к этому загадочному нечто, которое засасывало их, но неизменно оставалось вне досягаемости, — подобно сну, к которому нельзя вернуться, пробудившись, который мучительно маячит у самой границы сознания. Это было какое-то волшебство.
И, несмотря на то что Финстер прославился как король любовной связи, длящейся всего одну ночь, женщины стремились к нему толпами, словно поклонницы, преследующие своего кумира рок-звезду. Финстер был Элвисом, пронзающим пенисом женские сердца.
Зазвонил телефон, но Финстер не обратил на него никакого внимания. После трех звонков аппарат умолк. Финстер не любил, когда его отвлекают, — если только речь не шла о чем-нибудь крайне неотложном.
— Мы отправляемся ужинать в ресторан «Эль-Грочия», — объявил Финстер. Он неизменно посещал только самые новомодные заведения, при этом редко появлялся в одном и том же месте дважды. — Столик заказан на восемь пятнадцать.
Ответом ему стали три очаровательные улыбки. Две из них были полны счастливой признательности: «я просто в восторге от возможности быть рядом с тобой». Но в улыбке Элль читалось нечто большее: Элль знала, что в «Эль-Грочии» все столики забронированы на восемь недель вперед, и жест Финстера произвел на нее впечатление. На ее взгляд, две другие девчонки представляли собой лишь красивую картинку, годную разве что для мимолетного увлечения. Она же была другая.
— Я сочту за честь, милые дамы, если вы сами выберете место для танцев.
Голос Финстера звучал для Элль чарующим дурманом.
В дверях бесшумно возник дворецкий Чарльз, сжимая в правой руке конверт. Почтительно протянув конверт хозяину, он нагнулся и что-то шепнул ему на ухо. По природе своей Элль не отличалась любопытством, и все же ее интересовала жизнь окружающих. Хотя Чарльз говорил очень тихо, ей удалось разобрать большую часть слов. Словно прочтя ее мысли, Финстер бросил на нее молниеносный взгляд. Его мимолетная улыбка осталась теплой, но глаза наполнились ледяным холодом. Элль тотчас же стало стыдно. И страшно.
И не то чтобы она услышала что-то интересное. На самом деле все сводилось только к обрывкам фраз: «они едут сюда… как они смеют… не беспокойтесь, все в порядке… он подготовит достойную встречу…»
С улицы донесся отрывистый гудок «бентли», поданный шофером. Чарльз степенно покинул библиотеку. Финстер повел девушек на улицу, к машине. Когда шофер открыл перед ними двери лимузина, Хайди и Джун захихикали. Финстер, задержавшись, обернулся к Элль и обнял ее за талию.
Быть может, все будет хорошо. Право, ей следует избавиться от дурной привычки подслушивать; вот и сейчас она чуть не попала из-за этого в беду. Но, по крайней мере, во взгляд Финстера снова вернулось тепло. «Слава богу», — подумала Элль. Так страшно ей не было с тех пор, как в парижском бутике ее поймали за кражу блеска для губ.
— Я тут подумал, быть может, нам следует отправить этих… детей вперед, — промолвил Финстер, привлекая ее к себе.
— Я буду только рада, — только и смогла пробормотать дрожащими губами Элль.
— Почему бы тебе не подождать меня в библиотеке? Я только отошлю их и сразу же вернусь. И тогда мы сможем поужинать в милой, уютной обстановке, вдвоем.
Улыбнувшись, Элль проследила взглядом, как он направляется к машине. Затем посмотрела на звезды и, выбрав одну, загадала, как учил ее в детстве отец: «Пусть это счастье продлится до конца жизни».
* * *
Три часа ночи. Высота тридцать тысяч футов над землей. Большинство пассажиров спали. Некоторые, надев наушники, смотрели комедию 1948 года «Эббот и Костелло встречают Франкенштейна». Симон, как всегда, не в силах обрести сон, читал Библию. Хотя конец был ему уже известен — больше того, память хранила каждое слово, — он всякий раз находил какой-нибудь новый аспект, какой-нибудь урок, который, если получится, применит к своей жизни, если только ему посчастливится остаться в живых. Майкл устроился на двух соседних креслах, вытянув ноги и положив на колени блокнот. Он рисовал но памяти подробный план внутренних помещений особняка Финстера. В своем прошлом ремесле Майкл отточил до совершенства умение запоминать все с одного раза, и сейчас у него перед глазами стояли живые, отчетливые картины.
— А ты ведь меня уже не ждал, так? — тихо проговорил Майкл, обращаясь не столько к Симону, сколько к самому себе.
Симон посмотрел на него.
— Я не сомневался, что ты придешь.
И он снова углубился в чтение.
Но Майкл не привык к тому, чтобы от него отмахивались так бесцеремонно.
— Ну признайся, твердой уверенности у тебя не было.
— Если честно, была, — ответил Симон, по-прежнему уткнувшись носом в Библию.
— Да я сам не знал, полечу ли, до того самого момента, как поднялся на борт самолета.
— Ты был обречен лететь со мной с того самого момента, как узнал, на что обрек свою жену. Такова твоя натура. Мне не составило никакого труда прочитать твою душу.
— Да ты ровным счетом ничего про меня не знаешь.
