— Будут. Мне сказал об этом сам Драгович. Сегодня особая встреча, и твоего друга-ресторатора на этот раз привлекать не будут.
— Так, мы уже сбрасывали на них шины и лили масло. Что теперь? — поинтересовался Сол.
— Сегодня у нас спецсредства. Ты, главное, будь там со своей камерой. Как в прошлый раз. Обещаю незабываемое зрелище.
— Да? — поднял брови Сол. — А что ты собираешься сделать?
— Телефонный звонок.
— И все? Только звонок? Кому?
Джек погрозил Солу пальцем:
— Если я тебе скажу, ты, пожалуй, сочтешь, что мне не за что платить. Главное, будь на месте вовремя. И приготовь оставшуюся часть денег. После сегодняшнего вечера ты уже не скажешь, что «этого мало».
— Я думала, мы посмотрим парад, — разочарованно сказала Вики.
— Я тоже надеялся, Викс.
Стоя на тротуаре между Джиа и Вики, Джек всматривался в оба конца Пятой авеню. Никаких признаков приближающихся колонн, только витрины магазинов — «Сакс», «Гуччи», «Бергдорф Гудман»... Безоблачное небо и теплая погода — что может быть лучше для парада? Так где же они все?
Не видно даже голубых деревянных стоек, которыми полицейские обычно перегораживают улицы, когда начинается парад.
Джек посмотрел кругом. Его интересовали не только марширующие колонны. Перед тем как поехать к Солу, он тщательно исследовал все прилегающие к дому Джиа территории, но не заметил никаких признаков слежки. То же самое он сделал и перед ее выходом из дома. Другого он и не ожидал, но все-таки следует быть настороже. Джек всегда считал, что плохих парней надо держать под постоянным присмотром. Лучше знать, где они, чем не знать о них ничего.
Опасность миновала, и Джек решил показать Вики парад, тем более что с Надей он так и не смог связаться. Но парада почему-то не было.
— Господи, как хорошо на улице, — вздохнула Джиа. — Сколько нам еще сидеть под домашним арестом?
Чтобы дом выглядел необитаемым, Джек посоветовал Джиа сидеть тихо и не показываться на улице все выходные.
— Завтра они снимут осаду.
— Как я понимаю, сегодня вечером операция завершится?
— Если все пойдет по плану.
— Ой, посмотрите! — закричала Вики. — Моряки идут.
И действительно, со стороны церкви Святого Патрика приближалась троица молодых людей в белой морской форме и бескозырках. В День поминовения корабли обычно возвращались в порт, и повсюду мелькала морская форма.
— Какие симпатичные ребята, — заметила Джиа. — Как они умудряются сохранить свою форму в такой чистоте?
— Почему бы тебе не спросить об этом у них? — улыбнулся Джек.
Когда моряки поравнялись с ними, Вика выставила вперед бедро и, подбоченившись, произнесла:
— Подгребай сюда, морячок!
Ребята так и прыснули от смеха, Джек еле сдержался, чтобы не сделать то же самое. Джиа покраснела и стала с интересом разглядывать крышу «Сакса».
— А что такого? — спросила Вики, когда смеющиеся моряки прошли мимо.
— Господи, ну где ты это слышала?
— Видела на Эм-ти-ви.
— Вот вам, пожалуйста, — наконец обрел дар речи Джек. — Все признаки упадка западной культуры.
— Ну вот что, мадемуазель, — сказала Джиа, беря Вики за руку. — Придется нам заняться твоим воспитанием. — Она взглянула на Джека: — А кстати, куда мы сейчас пойдем?
— Попробуем двинуть на Бродвей. Возможно, парад перенесли туда.
— Ты знаешь, — сказала Джиа, беря его под руку, — хорошо, когда праздники приходятся на конец недели.
— Никого нет в городе, ты хочешь сказать?
Она кивнула:
— Кажется, что он принадлежит только нам. — Вытянув руки, Джиа быстро повернулась на каблуках. — Ты только посмотри. Я никого не задела. — Она снова взяла Джека под руку. — Жаль только всех этих моряков. В кои-то веки у них увольнительная в Нью-Йорке — всего два праздника в году, — а все девчонки укатили за город.
— Я видел, как они разглядывали тебя, когда шли мимо.
— Не говори глупостей. Я им в матери гожусь.
— Они не просто смотрели — они строили глазки. Я их не виню. Твои шорты практически ничего не прикрывают.
— Брехня!
— Что? Ты действительно сказала «брехня»?
— Вздор и брехня, — повторила Джиа.
Но Джек видел, что ей было приятно мужское внимание и то, что он это заметил. Ничего удивительного. Две самые главные женщины в его жизни всегда находились под его неусыпным присмотром.
Наконец они добрались до Бродвея. Напротив в лучах солнца сиял фасад Брил-Билдинга, но парада не было и здесь.
Купив пару соленых кренделей с лотка, они пошли в западном направлении. Джек замедлил шаг у танцевального клуба, где делали ремонт. На входе висело объявление, гласившее, что здесь будет открыт самый фешенебельный ночной клуб Нью-Йорка — «Белгравия».
Логово Драговича. Джек догадался, что это бывшая штаб-квартира Милоша — он сидел здесь до того, как переехал в Хемптон.
Еще одна операция против Драговича, и дело можно будет считать законченным, во всяком случае, он так надеялся. Что касается ракшасы, он будет присматривать за ним до самой его кончины.
Джек уже собрался повернуть назад, когда увидел, что к ним, прихрамывая, приближается старик в военной форме времен Второй мировой войны и лихо заломленной фуражке. Джек приветливо помахал ему рукой:
— Салют! Вы не знаете, парад сегодня будет?
Ветеран нахмурился:
— Должен быть, черт побери! Кажется, они маршируют где-то на Верхнем Бродвее. Но скорее всего, на них никто не смотрит. Я только что был на церемонии чествования ветеранов, так туда почти никто не пришел.
Джек посмотрел на медали, украшавшие грудь старого солдата. Среди них горела звезда, в которой он узнал орден «За отвагу».
— Вы воевали на Второй мировой?
— Да, — ответил солдат, взглянув на Джека. — А вы служили?
Джек улыбнулся:
— Я? Нет. Армия — это не для меня.
— Я тоже туда не рвался, — сказал ветеран, повысив голос. — Никто из нас не хотел идти на фронт. Я проклинал каждую минуту на той войне. Но мы были там нужны, мы выполняли свой долг. И отдавали свои жизни. Весь наш взвод полег в Анцио, погибли все мои товарищи — один я выжил, да и то чудом. Мне удалось вернуться с этой войны, и, пока я жив, я буду говорить о своих погибших друзьях. Кто-то ведь должен их помнить, как вы думаете? Но сейчас всем наплевать на это.
— Мне не наплевать, — тихо сказал Джек, охваченный каким-то непонятным волнением. Он протянул ветерану руку. — Спасибо вам за все.
Заморгав, старый солдат пожал протянутую руку. Глаза у него подернулись слезами, подбородок задрожал. Наконец он справился с собой и, прошептав: «Да что уж там», побрел прочь.
