- Вполне достаточно, - заметил подошедший брат Элиас. - Большей меткости не потребуется. У вас будет крупная цель.
- Насколько крупная? - спросил Гордон.
Брат Элиас не ответил.
За проповедником медленно шаркал одеревеневшими ногами отец Эндрюс. Лицо его было пепельно-серым, взгляд - пустым. Пальцы рук он сжал в кулаки, но они все равно заметно подрагивали.
- Нам пора идти, - сказал брат Элиас, подходя к заднему борту пикапа. На этот раз он вынул из кузова какой-то предмет, завернутый в грязную тряпку, и положил его в ту же коробку. - Надеюсь, что мы еще не совсем опоздали.
Все кое-как перебрались через наспех сделанный барьер из поваленных осин. У Джима и Гордона на плече висели винтовки, брат Элиас нес коробку, отец Эндрюс шел вслед за проповедником налегке, погруженный в глубокое молчание.
По мере того как они продвигались вперед, теплый ветер становился все сильнее. Он завивал вокруг странные вихри, взметал сухую листву и бросал ее им в лицо с разных сторон. Облака и дым постепенно заслоняли солнце. Дорога впереди потемнела.
Брат Элиас шел быстро. Судя по тому, с какой уверенностью он, в деловом костюме и городских туфлях, прокладывал себе путь по камням и корням между зарослей манзаниты и мимозы, проповедник был очень хорошим и опытным ходоком. В его широком шаге, в резкости движений просматривалась торопливая нервозность. Дорога, по которой они шли, постепенно забирала все выше, но брат Элиас, похоже, просто не замечал этого. Скорость и размашистость шага оставались неизменными.
Впереди показался просторный полукруг. Именно здесь останавливались автомобили, способные совершить непростой подъем в гору. Дальше вела только узкая пешеходная тропа. Брат Элиас и здесь не замедлил шага; перешагнув через невысокую гряду кем-то выложенных булыжников, он двинулся дальше.
Подъем стал гораздо круче. Они теперь шли практически прямо в гору. Гордон и отец Эндрюс скоро начали задыхаться. Даже Джиму приходилось непросто. В дополнение к суровости подъема, сама высота, на которую они забрались, уже давала о себе знать заметной нехваткой кислорода.
Но брат Элиас, похоже, ничего этого не замечал. Напротив, шаг его стал быстрее, уверенней. Он продолжал скоростной подъем, не обращая внимания на крутизну и разреженный воздух. Он даже не оглядывался, чтобы проверить, все ли его спутники успевают за ним.
Наконец все четверо достигли вершины холма. Здесь тропа кончалась. Вокруг было голое ровное место; деревья расступились далеко в стороны. Слева внизу, между осинником, виднелась озерная гладь.
Брат Элиас шел по вершине холма, не глядя по сторонам, не оборачиваясь, уверенный в своей цели. Все остальные старались только не отставать. Ветер усилился. Резкие порывы мешали идти, хотя редкие деревья и кустарники почему-то оставались практически неподвижными. Казалось, что ветер - живое, разумное существо, стремящееся измотать и запугать их. Гордон посмотрел вверх. Небо над головой уже было полностью затянуто тучами. Солнце скрылось.
Внезапно брат Элиас остановился и указал вперед. В густой высокой траве виднелось множество маленьких белых крестов. Гордон поежился, чувствуя слабость в коленках.
Брат Элиас поставил на землю коробку и обернулся. Лицо его выражало суровую решимость. - Мы на месте, - произнес он.
Марина медленно приходила в себя. Первое, что она почувствовала, прежде чем открыть глаза, - резкую, пронзительную боль в ладонях и ступнях ног.
- Марина, - негромко позвал ее голос доктора Уотерстона. - Марина!
Она попробовала двинуться, но не смогла, только острая боль, как бритвой, полоснула в различных местах тела. Вскрикнув от боли и бессилия, она открыла глаза.
Посередине кухни стояла и смотрела на нее черная и обуглившаяся фигура доктора Уотерстона. Доктор был страшно обгоревшим, но при этом улыбался, показывая неестественно белые зубы.
- Мы ждали, когда ты проснешься.
Марина заметила, что ее халат широко распахнут, и поняла, что лежит без трусов.
- Мы хотели удостовериться, что ты сможешь увидеть и порадоваться тому, что мы собираемся делать, - проговорил доктор Уотерстон.
Злобного вида младенец с большим ножом для разделки мяса встал между раздвинутых ног Марины.
- Не-е-е-е-т! - заорала она.
Брат Элиас жестом показал, что им нужно подойти к нему и встать на этом дьявольском кладбище. Ветер гудел; небо почернело. Проповедник положил руку на плечо проходящего шерифа.
- Вы - хороший человек, - произнес он. - Я знаю, вы будете хорошо защищать нас, как всегда поступали ваши предки.
В голосе скользнула нотка сожаления, оттенок извинения. Потом рука легла на плечо подошедшего Гордона.
- Вы тоже будете сильным. Ради нас, ради вашей жены и дочери.
Черные глаза встретились с глазами идущего последним отца Эндрюса.
- Вы готовы, святой отец?
Эндрюс молча кивнул.
Он боится, подумал Гордон.
Брат Элиас извлек из стоящей перед ним коробки два флакона с кровью. Он откупорил их и начал водить руками над горлышками, негромко произнося что-то нараспев. Потом сделал по маленькому глотку из каждого. Выпрямился во весь рост. Коротко стриженные волосы вставали дыбом от диких порывов ветра. Он медленно двинулся по воображаемому периметру этого импровизированного кладбища, обрызгивая кровью землю. Ветер был сильным, но недостаточно сильным для того, чтобы помешать тяжелым красным каплям падать вертикально.
Гордону показалось, что запасов крови не хватит, но брат Элиас завершил круг и присоединился к ним. Теперь он достал из коробки нечто, завернутое в грязную тряпку.
В тряпке оказалось высохшее тельце давно умершего зародыша.
Гордон поймал озадаченный взгляд шерифа. Оба внимательно стали следить за тем, как брат Элиас извлекает из холщовой сумки четыре креста. Три из них он воткнул в землю перед собой, и ветер мгновенно усилился вдвое, Хрустнула и упала большая ветка. Из-под земли послышался низкий грозный рокот.
- Встаньте ближе! - перекрикивая ветер, приказал брат Элиас.
- Время пришло! - возвестил он. - Мы должны съесть тело, мы должны выпить кровь силы! Дайте вашу руку, - приказал он Гордону.
Нерешительно, не понимая, чего от него хотят, Гордон выполнил приказание. Брат Элиас быстро задрал рукав рубашки и острым краем оставшегося креста сделал на руке три продольных разреза.
Из ран выступила кровь, но Гордон ничего не почувствовал. Мозг словно оцепенел от шока. Он тупо смотрел, как по руке уже текут кровавые ручейки.
