— А что там такое?
— Не знает никто. Они вообще вместе, два дня курили, потом Хромая чего-то разозлилась и второй день Мелкую воспитывает. У них это бывает.
— А что Мелкая, не возражает?
— Поди, возрази. Видите, висят? — он показал на тела на дереве.
— Трудно не увидеть.
— Тоже возражали. Мы их остановили, перераспределили материальные блага в свою пользу, а они возражать стали. Второй день висят.
Упоминание об этом явно доставило Чике удовольствие. Правильно я его, урода, просчитал. Затем он добавил:
— А если надо, то она и Мелкую рядом подвесит, или что-то еще придумает. У нее фантазия лучше моей, надо отметить, что редко бывает. Но думаю, что обойдется. Просто подождем.
Интересно, это у всех маньяков такая же морда должна быть? Ну, вылитый маньяк ростовский, как на фотографиях. Такой… ущемленный жизнью маленький, невзрачный обыватель. Шнырь в запотелых очках.
Я посмотрел, как дела у Кэмела. Он стоял, по-прежнему сжимая подрывную машинку, но компания просто не обращала на него внимания. Они о чем-то спорили, собравшись в кучку прямо в зоне поражения, и лишь здоровый с пулеметом о чем-то рассказывал Ваське, активно жестикулируя.
— Простите за любопытство, а вы кто вообще? — спросил я у Чики.
— Преимущественно сатанисты. Но не все. Разные люди, по-разному собрались, из разных краев даже. У нас здесь нечто вроде… гм… слета было, когда все началось. Фестиваль, если угодно. Так и остались вместе. Нашлись люди, что подсказали полезные вещи. Удалось получить оружие, сумели защитить себя. А вы кем будете, простите за любопытство?
— Партизаны.
— Романтики? — поднял над очками бровки Чика. — Че Гевара и все такое? Hasta la victoria siempre?
Ты гля, какой просвещенный. Точно, за замполита здесь. Грузит бедных наркотов идеями, а под шумок свои проблемки сексуального порядка решает, маньячит помаленьку.
Звуки побоев стихли, снова появилась Хромая. Кстати, почему все же Хромая? Ходит нормально вроде как, даже бедрами покачивает. Подошла к нам, почесала шрам на плоском голом животе, спросила:
— Чего тут стоите?
Она, как мне кажется, даже забыла, кто я такой.
— Алечка, надо как-то решить с молодыми людьми. — Чика показал на меня.
— Решить. Ага, решить. Шмали хочешь? — вдруг спросила она меня.
— Нет, не хочу. — помотал я головой.
— Классная! — даже удивилась отказу Хромая, но совсем не обиделась. — Не местное говно, гидропоника домашнего разведения. Пыхнешь — и летишь!
— Аля, давайте их пропустим. — тихо сказал Чика. — У них еще снайпер где-то сидит.
— Снайпер? — она посмотрела на меня.
— Снайпер.
В ее голубых глазах отразилась напряженная работа мысли, видимо, вызванная цепью абстрактных ассоциаций со словом «снайпер».
— Клево, блин. — она вцепилась мне в рукав, а я уже и не вырывался. — Пошли со мной!
Она потащила нас с Чикой к остальной компании, которая уже просто развалилась на траве и занималась забиванием косяков. Над миром снова поплыл запах паленой тряпки.
— Отряд, бля! Смирно. Щас будет фокус! — скомандовала Хромая, но «смирно» никто не встал, хотя все же обернулись на нее. Кто-то заржал.
— Значит так! У этих здесь еще снайпер. — она ткнула прямо в мину пальцем. — Во что хочешь, попадет. Попадет? — она требовательно посмотрела на меня.
— Попадет. Леха, попадешь? — спросил я в микрофон.
— Цель обозначь. — послышался в наушнике ответ.
— Попадет. — сказал я Хромой.
— Гля, какая у него херня! — захохотала она, показывая на гарнитуру рации. — Отлично. Чика, отойди от меня, блин, засношал рядом крутиться. Вот туда стань! — она показала в сторону дерева с повешенными.
Я понял, что будет, а Чика — нет.
— Видишь Чику? Снайпер видит?
Чика разговор слышал, но выводов пока не делал. Не умеет он такие плохие для себя выводы делать. И уже не научится.
— Леха, видишь этого, в очках? — негромко спросил я в микрофон.
— Принял.
— Видит. — сказал я Хромой.
Она удовлетворенно кивнула, обернулась к сидящей на траве компании.
— Короче, все! Фокус. Давай, скажи чтобы Чику исполнил. — шепнула она мне, махнув рукой в сторону «замполита».
— Леха, вали очкатого. Поэффектней.
Выстрел и попадание пули случились одновременно, расстояние было небольшое. Пуля ударила Чику в переносицу, разломив пополам очки, выбила облачко кровавых брызг из затылка. Чика упал навзничь, грузно, как мешок, жизнь покинула его еще в тот момент, когда пуля с полостью к наконечнике разрушила лобные доли его извращенного мозга. Компания заорала, засвистела, зааплодировала.
— Класс! Заебал на ухо гудеть и на мою Мелкую слюни пускать. Алечка, давайте то, давайте это… хер болотный. — довольно похоже передразнила Хромая Чику.
Я с пониманием кивнул, гадая, куда выскочит ее мысль, блуждающая в конопляном тумане. Хромая неожиданно приподняла крышку подсумка с миной, заглянула внутрь… и лизнула верх мины, далеко высунув розовый, как у кошки, язык с золотой штуковиной в середине.
— Лизнешь провода — может замкнуть. И рванет. — сказал я, решив этой легкой ложью пресечь дальнейшее ее сползание в полный отвяз и моральную махновщину.
— Класс… — протянула она, заглядывая мне в глаза. — Сильно?
— Всем хватит, даже машины ваши разнесет. — приврал я.
— Здорово. — кивнула она. — Лизнула — и рвануло. Ранняя эякуляция называется.
Затем задумалась, потом спросила:
— А Мелкую твой снайпер пристрелить сможет?
— А зачем?
— Не знаю. — она слишком размашисто взмахнула рукой, так, что ее чуть не закрутило. — Классно же с Чикой получилось.
— Ну, Мелкая не Чика ведь. Ее тебе потом жалко будет.
— Будет. Даже очень. — согласилась Хромая, а затем вдруг доверительно сказала: — Я же ее люблю! Пусть будет. Ладно, счастливо вам, езжайте отсюда нахрен, раз с нами остаться не хотите. А мы вас и не звали.
Она ушла за грузовик к своей жертве, компания на траве окуталась дымовым облаком, пахнущим жженой тряпкой, и болтала о чем-то, неся ахинею. Никакого интереса мы уже не вызывали, весь прикол, что с нас можно было получить, они, по их мнению, получили. Мы прогнали колонну мимо них, сами погрузились в последний «уазик», и уехали, и нам никто не мешал.
— Звиздец. — сказала сидевшая за рулем Танька, когда я рассказал, как прошли переговоры.
— Именно. Неизлечимый. Не протянут долго.
— Не протянут. — согласился Васька. — Вообще мозгов нет, разнесет их скоро кто-то. Это ведь даже не беспредел, это… придумай слово.
— Не могу. Театр абсурда. Нет пока такого слова.