Человек Джинелли: — Здравствуйте.
Джина Лемке: — Вы работаете на человека, с которым я встречалась вечером?
Человек Джинелли: Да, можно так сказать.
Джина: Передайте ему, что мой предок сказал…
Человек Джинелли: Я подключаю стенографический аппарат. То есть, теперь все ваши слова записываются на пленку. Потом я проиграю ее человеку, которого вы упомянули.
Джина: Можете это сделать?
Человек Джинелли: Да. То есть, некоторым образом, вы обращаетесь сейчас прямо к нему.
Джина: Хорошо. Мой прадед сказал, что снимет это. Я сказала ему, что он сошел с ума. Еще хуже, что он — неправ, но он остался непреклонен. Он говорит, что больше не должно быть зла и страха для его народа. Поэтому он снимет проклятье. Но ему необходимо встретиться с Халлеком. Он не может снять проклятье, если они не встретятся. В семь часов вечера мой прадед будет в Бангоре. Там есть парк между двух улиц: Унион и Хаммонд. Он будет сидеть там на скамье. Он будет один. Итак, ты выиграл, большой человек. Ты выиграл, ми хе ла по клокан. Привози своего друга-свинью в Фермонт Парк, сегодня в семь.
Человек Джинелли: Это все?
Джина: Да, не считая того, что я желаю ему, чтобы его член почернел и отвалился.
Человек Джинелли: Ты ему это сама скажи, сестренка. Хотя ты бы не стала так говорить, если бы знала его получше.
Джина: Я тебя е…ь хотела, вместе с ним.
Человек Джинелли: Тебе нужно позвонить снова в два часа, узнать, есть ли ответ.
Джина: Я позвоню.
— Она повесила трубку, — сказал Джинелли. Он выбросил пустые скорлупки устриц в мусорную корзину, вернулся и добавил совершенно без жалости: — Мой парень говорил, что она плакала, когда говорила с ним.
— Боже! — только и пробормотал Вилли.
— А потом я сказал парню снова подключиться на запись и продиктовал послание, которое он проиграл ей, когда она позвонила в два. Примерно следующее:
«Привет, Джина. Говорит специальный агент Стонер. Я получил твое сообщение. Похоже, что мы сговорились. Мой друг Вильям придет в парк в семь вечера. Он будет один, но я буду следить. Ваши люди тоже станут следить, так мне кажется. Это замечательно. Пусть обе стороны наблюдают и ни одна не вмешивается в то, что происходит между нашими подопечными. Если с моим другом что-нибудь случится, вы заплатите высокую цену».
— И это было все?
— Да. Все.
— Старик уступает.
— Я тоже думаю, что он уступает. И все же это может быть западней, знаешь ли. — Джинелли серьезно посмотрел на Халлека. — Они знают, что я буду следить. Они могут решить убить тебя на моих глазах, в отместку мне, а потом рискнут посмотреть, что произойдет дальше.
— Они в любом случае убивают меня, — ответил Вилли.
— Или девка может что-то устроить по собственной инициативе. Она сумасшедшая, Вильям. Люди не всегда делают то, что им велят, когда они безумны.
Вилли задумчиво посмотрел на своего друга.
— Да, не всегда. Но в любом случае, мне не приходится выбирать?
— Да, думаю, что не приходится. Ты готов?
Вилли глянул в сторону людей, глазеющих на него, и кивнул. Он уже давно был готов. На полпути к машине он вдруг спросил:
— Ты действительно делаешь хотя бы часть этого ради меня, Ричард?
Джинелли остановился, посмотрел на него, чуть улыбнувшись. Улыбка была едва заметной… но те бурлящие, искрящиеся огни в его глазах были сейчас остро сфокусированы — так, что Вилли не мог на них смотреть. Он отвел взгляд.
— Какое это имеет значение, Вильям?
Глава 24
Пурпурфаргадэ ансиктет
Они приехали в Вангор поздно днем. Джинелли повернул Нову у заправки, набрал бак и узнал дорогу у служителя. Вилли сидел в изнеможении на сиденье пассажира. Вернувшись, Джинелли взглянул на него с острой озабоченностью.
— Вильям, с тобой все в порядке?
— Я не знаю, — ответил он, а потом передумал. — Нет.
— Снова твоя стучалка?
— Да. — Он подумал о докторе Джинелли, о потассиуме, о том, от чего умерла Карен Карпентер. — Мне нужно съесть что-нибудь с потассиумом. Кокосовый сок. Бананы или апельсин. — Его сердце вдруг перескочило на неорганизованный галоп. Вилли откинулся назад, закрыл глаза и приготовился посмотреть, как он будет умирать. Наконец, сердце прекратило бунтовать. — Целую сетку апельсинов.
Впереди показался магазин, и Джинелли подрулил к обочине.
— Я сейчас же вернусь, Вильям. Держись.
— Конечно, — сказал Вильям и впал в легкую дрему, как только Джинелли вышел из машины. Он увидел сон. В сновидении он оказался дома в Фэрвью. Стервятник с гнилым носом спланировал на подоконник и стал вглядываться через окно внутрь дома. Внутри дома кто-то закричал.
Потом его кто-то грубо затряс. Вилли дернулся и проснулся.
— А? — Джинелли склонился над ним и протяжно выдохнул.
— Святая Мария, Вильям, больше не пугай меня так.
— О чем ты говоришь?
— Я подумал, что ты мертв. Держи, — он положил сетчатую сумку с апельсинами Вилли на колени. Вилли взялся за застежку худыми пальцами — пальцами, теперь напоминавшими белые паучьи лапки, и не смог развязать. Джинелли разрезал узел ножом, а потом разрезал один апельсин на четыре части и протянул его Вильяму. Вилли ел сперва медленно, как выполняющий обязанность, а потом жадно, словно обретя аппетит впервые за многие недели. Потом его потревоженное сердце успокоилось и снова забилось ровно… хотя это могло быть лишь плодом его воображения.
Наконец Вилли закончил первый апельсин и попросил у Джинелли нож, чтобы порезать другой.
— Лучше? — спросил Джинелли.
— Да, намного. Когда мы идем в парк?
Джинелли свернул на тротуар, и Вилли заметил указатель, гласивший, что они на углу Унион-стрит и Вест-Бродвея. Густая листва деревьев что-то шептала на легком ветру. Тени лениво шевелились на асфальте.
— Мы на месте, — просто сказал Джинелли, и Вилли почувствовал, как к его позвоночнику прикоснулся ледяной палец и заскользил вниз. — Подъехал так близко, как мне хотелось. Я бы высадил тебя в деловой части города, только ты станешь привлекать слишком много внимания, расхаживая там.
— Да, — согласился Вилли. — Как обморочные дети и преждевременно рожающие женщины.
— Да ты и дойти бы не смог, — добродушно сказал Джинелли. — Но это неважно. Парк прямо у подножия этого холма. В четверти мили. Выбери скамейку и дожидайся.
— Где будешь ты?
— Поблизости, — сказал Джинелли и улыбнулся. — Я понаблюдаю за тобой и за девицей, если она появится. Если же она увидит меня раньше, чем я увижу ее, мне больше рубашек менять не придется. Понимаешь?