Ну и, конечно, нельзя забывать о Володе с "Люськой". Володя — он парень, конечно, неплохой, сомневаться в нём не приходится, проверенный человек, но главный его плюс в том, что только он со стервой навроде "Люськи" управиться может. А "Люська" — тварь ещё та: капризная, нервная, чуть что — начинает нутро своё стальное показывать, трещать и плеваться на весь лес. Зараза, одно слово, мало кто встречу с ней пережил. Может быть, потому, что "Люська" и не бабой вовсе, хоть характером и обладала типично бабским и капризным, а по природе своей является пулемётом "Льюис" образца 1915-го года. Мощная машинка, много раз Граевского выручала, и сейчас выручить должна.
Ещё Леший. То есть Лёха. То есть Алексей. Но всё-таки — Леший.
Родился Лёха в самом что ни на есть пролетарском Сормове. В семье обычного пролетария. Батя его по двенадцать часов в день на заводе своём вкалывал, а по выходным надевал праздничный картуз и пил так, что Господи спаси. Но не дрался дома никогда, на улице — святое дело, но на сына или жену ни разу руки не поднимал. Оно и неудивительно, попробовал бы он поднять руку на Лёхину матушку, ещё неизвестно, чья бы взяла, она ведь тоже из фабричных происходила. Так что жили Лёхины родители душа в душу. Только пожрать никогда ничего в доме не было, а пожрать Лёха любил. Но не было. Хоть убейся.
А за рекой богатые все. Купцы, жиром налитые до бровей, не ходят, а переваливаются с боку на бок. И детки их такие же — сытые, лоснящиеся и ухоженные. А Лёха злой, тощий и голодный. И дружки у него под стать. И все жрать хотят. Вот и решил для себя Лёха уже лет в двенадцать, хотя про Карла Маркса или Кропоткина какого в жизни не слыхал: "Грабь награбленное". Сначала по мелочи начинали — сынков купеческих тёмными ночами по переулкам на медяки, а если повезёт, то и на серебро трясли. А если и поймают, чего бояться? В тюрьме хоть кормят.
Потом Лёха с серьёзными деловыми познакомился. Те уже объяснили, что к чему. Что по карманам много не натыришь, надо чем-то большим заниматься. Лабазами, к примеру, складами. А почему бы и нет? Батя вон честно всё жизнь проживает, и чего? Много он имеет, кроме туберкулёза и прочей гадости? Так что стал Лёха с деловыми вязаться, помогать. Он-то по жизни маленький и тощий от недокорма, в любую форточку — как в дверь, то есть ему и все двери открыты.
Короче, вором был Лёха в юности. Причём известным и удачливым, с ним большие люди за руку здоровались, за стол к себе звали, потому как знали — есть у человека фарт, а это в воровской профессии главное.
Может, так дальше бы и шло, но неприятность случилась. Один раз залезли на склад купца Пришибихина, уже всё погрузили, а тут откуда ни возьмись — городовой. Старенький, но бодрый. И давай в свисток свистеть и за кобуру хвататься. Лёха его и приложил от души по голове. Чтоб, значит, не шумел. Но как-то неудачно так приложил — загнулся городовой на месте, старенький же, здоровье не то… Тут-то Лёхин фарт и закончился.
Все городовые как с ума сошли, принялись Лёху искать. И понял он, что земля под ногами гореть начинает и бежать надо. А тут война, мобилизация и патриотизм всякий. Тоже, конечно, не сахар, но если на фронте исхитриться и выжить можно попытаться, то двадцать пять лет на каторге за убийство полицейского — смерть верная. Поэтому взял Лёха ноги в руки и на вербовочный пункт: "Всем сердцем, мол, желаю послужить за Веру, Царя и Отечество, вот, блин, клык даю, если не верите!" А ему там: "Верим. Вот тебе шинель и винтовка — иди Отчизну от супостата защищай". И стал Лёха солдатом.
Только вот до фронта тогда Лёха не доехал. Перед самой погрузкой в вагоны откуда ни возьмись появился перед строем солдатиков какой-то странный дядька и попросил: "А ну-ка пройдитесь-ка предо мной по-простому, как вы по улице хотите". Пятьсот с лишним человек винтовки за плечи закинули и пошли. По-походному. Мужик матернулся, ус покрутил и отобрал четверых, Лёху в том числе. Тот уже почувствовал, что дело неладно, ну да и не страшно — дальше фронта не пошлют.
А мужичок говорит: "А кто из вас меня чем-то удивить может? С детства фокусы разные люблю". "Ах ты, — подумал Лёха, — хитрюга какая. Ладно, будет тебе фокус. Хоть и не знаю, зачем". На подельников своих оглянулся: один явно из деловых, но квёлый какой-то, остальные — явные лапти, вчера от сохи.
Типа споткнулся Лёха от неожиданной такой внимательности неизвестного большого человека, типа заробел, даже плечом того слегка коснулся: "Простите, вашбродь…" Тот: "Ну? Я жду". А Лёха наглости набрался: "А время не подскажете, вашбродь, а то мы по обеду скучаем…" "Тебе не по обеду, вахлак, а по окопам скучать положено, а времени сейчас…" — мужичок захлопал себя по карманам с дураковатым видом. "Не это, часом, обронили, вашбродь?" — преданно поинтересовался Лёха, скромно протягивая массивный золотой брегет, только что выуженный из нагрудного кармана странного офицера. "Это самое", — лениво огрызнулся странный мужик, недовольно запихивая часы обратно во френч. "Значит, слушай мою команду, поручик, — обратился он к командиру роты, застывшему в благоговейном почтении. — Этого шустряка я с собой забираю, остальные — твои".
Лёха поначалу обрадовался, думал, чем чёрт не шутит, может, в денщики какие при штабе возьмут, но не тут-то было…
Была у этой проверки странной предыстория. Один генерал из штабных, но не из самых глупых, приехал на фронт с инспекцией. А вот полковник, к которому он приехал, был дурак, каких поискать. Ну и по дурацкой своей солдафонской натуре решил он перед столичным начальством блеснуть стратегическим талантом: показательной атакой на вражеские позиции. Благо сидели там по имеющимся сведениям то ли румыны, то ли мадьяры, которые против русского солдата лоб в лоб хлипковаты, как опыт показал. То есть полковник применил простой план: малая часть полка устраивает беспорядочную стрельбу по окопам противника, создавая видимость наступления, а основная часть обходит с флангов и ударяет по тылам. Как в учебнике по военному искусству. Или в написанной почти полтораста лет назад книжке генералиссимуса Суворова.
Кончилось всё очень плохо. Обходящие врага по флангам русские отряды наткнулись на несколько тщательно спрятанных пулемётных гнёзд и полегли в одночасье практически поголовно. Палившие по вражеским окопам солдатики внезапно обнаружили под самым своим носом целую толпу усатых свирепых чехов, быстренько занявших русские позиции и развивших наступление. Правда ненамного, через пару вёрст они наткнулись на основные силы русских и откатили на прежние позиции. Но увиденного штабному генералу, еле спасшемуся от контрнаступления, хватило с головой. Потому он сразу по приезду обратно в столицу и обратился на Высочайшее Имя с предложением о создании спецучилища для фронтовых разведчиков. Высочайшее Имя сначала проект не одобрило: у нас пластуны есть, зачем ещё деньги на других таких же тратить? Но генерал настоял — пластунов мало: три-четыре станицы, да и не разведчики они скорее, а диверсанты. Причём, при всей их крутости, убивают их, как мух, потому как краю они не знают и лезут в самое пекло. А если взять с полтыщи (Россия — страна людьми богатая) одарённых мужиков, научить их смотреть внимательно, двигаться аккуратно и прочим премудростям, то потери, навроде тупой атаки на спрятанные пулемёты, можно свести к минимуму. Высочайшее Имя усы пригладило и дало Высочайшее Соизволение.