Краска набежала на серые щеки Блейдона, маленькие голубые глаза метнулись в сторону.
Понизив голос, Эшер продолжал:
— Для чего вам кровь вампира? Зачем вы выкачивали ее с помощью иглы, пока Деннис насыщался? Почему Деннис не похож на других вампиров? Это Кальвар (или кто там из него сделал вампира) внес в его кровь такую инфекцию? Или…
— Все дело в крови, не так ли? — сказал Блейдон, все еще глядя в сторону. — Организм или плеяда организмов, вирус, или сыворотка, или химическое вещество, являющееся причиной вампиризма? Так или нет? — Голос его внезапно взвился чуть ли не до крика. — Так или нет?
— Лидия полагает, что так.
При упоминании Лидии рот Блейдона захлопнулся, как капкан, а глаза дрогнули под пристальным взглядом Эшера.
— Она… она меня узнала. В офисе «Дейли мейл», когда я искал новые данные. Я пытался выяснить, где скрываются другие вампиры. Это было необходимо. А она читала мои статьи. Она уже знала, что искать следует врача. Она предупредила меня, чтобы я был готов поверить в вампиров как в медицинский феномен. А Деннис сказал, что видел ее в Лондоне, когда выслеживал Кальварова птенца. Он не последовал за ней тогда, но, когда она пришла разнюхивать сюда… Деннис схватил ее… — Он издал каркающий смех.
— Девчонка, школьница, а соображает получше, чем многие из нас. Она сразу поняла, что я сделал.
— Вы сотворили искусственного вампира.
Это было утверждение, а не вопрос, и Блейдон только выдохнул, как бы почувствовав облегчение, что таить это больше не надо.
— Я не ставил себе такой цели. — Голос его был утомленным, почти умоляющим. — Клянусь, не ставил. Вы же знаете, Джеймс — конечно, вы знаете, — что война с Германией и ее союзниками — это только вопрос времени. Кайзер лезет в драку. О да, до меня доходили слухи, где и как вы проводите свои долгие каникулы. Вы знаете положение дел. Так что нечего изображать из себя праведника, если сами занимались тем же самым, чем и я, только на свой манер! Я осмелюсь предположить, что на вашей совести куда больше двадцати четырех жизней, и это в лучшем случае.
Блейдон передохнул, вертя в пальцах стакан, до половины наполненный бренди.
— Вы знаете — а может быть, и нет, — что, кроме моей основной работы с вирусами, я еще интересовался физическими причинами так называемых психических феноменов. Со временем (и я в это верю вместе с Петеркином и Фрейборгом) носителей таких способностей можно будет выводить искусственно. Одному богу известно, скольких медиумов и столовращателей я проверил за эти годы! И я пришел к выводу, что определенные изменения химии мозга приводят к обострению чувств, проявлениям экстрасенсорики и невероятной способности подчинять разум другого человека… Теперь вы можете понять, насколько сейчас важно овладеть всем этим. Вы работали на «Интеллидженс сервис», Джеймс. Представьте себе, что способен сделать корпус таких людей, целиком и полностью преданных Англии, в этой надвигающейся войне! Сомневаюсь, что такой фактор не показался бы вам важным. А потом Деннис познакомил меня с Валентином Кальваром. Сам он вышел на него через общую знакомую…
— …Которую вы потом убили.
— Да перестаньте вы, Джеймс! — нетерпеливо вскричал Блейдон. — Женщина ее класса! Да я поклясться готов, что смерть Альберта Уэстморленда целиком на ее совести, — недаром же его родственники подкупили врача, чтобы тот удостоверил гибель в транспортном происшествии. Кроме того, к тому времени у нас просто не осталось других адресов. Ее кровь была мне необходима для продолжения опытов, а Деннису — чтобы просто остаться в живых.
— Так вы, стало быть, знали, что Кальвар — вампир?
— О да. Он не делал из этого секрета — казалось, ему доставляло удовольствие наблюдать мое изумление, когда он справлялся с труднейшими тестами, которые я предлагал ему. Он наслаждался своей властью. А Деннис был очарован — нет, клянусь вам, не злом, присущим Кальвару, а его способностями. Кальвар тоже был к нам привязан, но, осмелюсь предположить, преследовал при этом свои цели. Он позволил мне взять образцы его крови (причем довольно значительное количество), чтобы я попытался изолировать факторы, влияющие на работу психических центров мозга, от факторов, вызывающих мутации клеток, ведущие к повышенной светочувствительности псевдоплоти и необходимости питаться лишь кровью живых существ. И я бы добился успеха, может быть, даже смог изменить способности Кальвара. Я знаю, я смог бы…
— Ничего бы вы не смогли. — Эшер смотрел на неуклюжее, злобно глядящее существо возле двери, уже догадываясь, как это все произошло. Жалость и отвращение смешались в нем, как вкус крови и бренди у него во рту.
— Если верить самим вампирам, их способности усиливаются тем, что они, образно выражаясь, пьют агонию своих жертв. А без этого их способности слабеют.
— Вздор, — резко сказал Блейдон. — Этого не может быть. Приведите хотя бы один довод. Да и потом, что об этом могут знать вампиры? Они безграмотны! И Кальвар никогда не упоминал…
— Вряд ли Кальвар хоть раз надолго прекращал убивать людей, чтобы проверить это на опыте. — Тут Эшер подумал, что Исидро и Антея просто были вынуждены это проверить и вряд ли бы согласились повторить такой опыт. — Кальвар рвался к власти. Он сообщал вам только то, что считал для этой цели необходимым.
— Уверен, что все не так. — Блейдон упрямо затряс головой, раздосадованный одним только предположением, что старался зря и что был, по сути дела, одурачен Кальваром. — Психические феномены всегда имеют физические причины. Это могут быть неизвестные микроорганизмы или изменение химии мозга. Во всяком случае, я выделил весьма многообещающую сыворотку. Я… я сделал ошибку, рассказав о ней Деннису. Он потребовал, чтобы я провел опыт на нем. Я, естественно, отказался…
— И, естественно, — сухо сказал Эшер, — Деннис взломал вашу лабораторию и ввел себе сыворотку сам.
«Между прочим, — с горечью подумал он, — очень похоже на Денниса. Подлинный книжный герой, подлинный Секстон Блейк, которому ничего не стоит осушить графин неизвестного зелья и увидеть в пророческих галлюцинациях зреющий заговор». Бедный Деннис, бедный глупый Деннис. Глаза Денниса сузились недобро, словно он, подобно брату Антонию, сумел прочесть мысли Эшера.
— Что бы ты там раньше ни делал, — проговорил он почти нечленораздельно и так низко, словно у него были повреждены связки, — ты уютно устроился потом со своими учеными занятиями, предоставив рисковать другим. Но что ты будешь делать, когда эти проклятые колбасники вынудят нас воевать? Что ты ей наврал про меня? Что ты ей сказал такого? Почему она предпочла хитрого старика тому, кто действительно любил бы ее и защищал? Ты позволил ей делать твою работу, ты втянул ее в опасность. Да я бы никогда не разрешил ей явиться в Лондон.
