Я проследила за взглядом Джесси — охотница косилась на оборотня, которого держал на мушке Эдвард.
— Ладно.
— Подождите. — Ник положил руку мне на плечо. — Может, тебе сначала отдохнуть? Кто знает, что случится?
— Вот именно, агент. Кто знает, что случится? Сейчас она самый могущественный оборотень на планете. Не знаю, как вы, а я по этому поводу сильно нервничаю.
— Она все это время была самым могущественным оборотнем, — пожал плечами Ник.
Я глянула на ведьмоволков и сказала:
— Он прав.
Джесси вскинула пистолет, и Эдвард тут же последовал ее примеру. И руки не дрогнули.
— Что за черт? — спросил Ник.
— Она руководит армией ведьмоволков, — проворчал Эдвард. — А их нельзя уничтожить.
— Значит, если я пожелаю управлять миром… — догадалась я.
— Ты сможешь, — закончила Джесси.
Но я как-то никогда не стремилась к мировому господству.
— Ждите меня в Стране Душ, — велела я.
Прежде чем с моих губ сорвалось последнее слово, ведьмоволки начали растворяться. Плоть и кости стали туманом, туман — тенью, и они исчезли.
— Ла-а-адно, — протянула Джесси. — Их нельзя убить, но можно отправить ждать в раю. Меня устраивает. — Она опустила пистолет. — Давайте дальше. Не терпится узнать, хорошая ли эта пентаграмма или плохая.
— Элиза только что доказала, что не является злом, — вновь вступился за меня Ник. — Она избавилась от ведьмоволков.
— Этим она доказала лишь свое могущество, и мне это не нравится.
— Мне и самой не очень, — пробормотала я.
— А если она зло, ты ее пристрелишь? — спросил Ник.
Джесси просто посмотрела на него. Глупый вопрос.
— Я тебе не позволю, — не отступал Ник.
— А тебя никто и спрашивать не станет.
Ник потянулся к своему пистолету, но я перехватила его руку.
— Я не воплощение зла. Она меня не убьет. И это сработает. Смотри.
Я встала, изо всех сил стараясь не шататься. Этот день, эта неделя, черт, эта жизнь высосали из меня все соки. Я перешла овраг, старательно обойдя останки Билли.
Последний оборотень из подвала, Джек Макгрэйди, смотрел на меня испуганно.
— Нет! — Он попытался отступить, но Эдвард подтолкнул его вперед.
— Давай.
— Я не хочу становиться человеком! — выкрикнул Джек.
— То есть предпочитаешь умереть? — ткнул ему дулом в ухо Эдвард.
Джек был совсем юным. У него вся жизнь была впереди — тогда, в пятьдесят пятом. С тех пор он только и делал, что обрывал жизни других молодых ребят. Мне было ничуть не стыдно использовать его в качестве подопытного кролика. И я, не колеблясь, приложила татуированную ладонь к его лбу.
Я приготовилась к ледяной хватке боли, но почувствовала лишь тьму, словно одеялом накрывшую мой разум. Где-то в этой темноте хныкала душа восемнадцатилетнего Джека. Крохотный огонек света становился все ярче и ярче, и внезапно тени рассеялись.
Джек непонимающе смотрел на меня. Он выглядел точно так же, как в момент моего прикосновения к нему. Он не состарился на пятьдесят лет. На его теле не проявились смертельные раны, больше неспособные затянуться. Единственное отличие крылось в глазах: в них больше не было рвущегося наружу демона.
— Кто вы? — Он обвел взглядом поляну и вздрогнул, увидев груду тел. — Где я?
— Увезите его отсюда, — сказала я Эдварду.
— Не так быстро, — пробормотал шеф. — Наверное, нам придется провести последнее испытание.
— Какое еще испытание?
— Близится полнолуние.
Я посмотрела в небо. Сгущались сумерки. Я пробыла в Стране Душ дольше, чем думала.
В голове загудела отчаянная потребность, горло пересохло от жажды. Я одновременно была другой и все той же.
Пошарив в кармане, я нащупала пузырек с сывороткой и опорожнила его одним глотком. Пульсирующий зов луны и нестерпимая тяга к крови утихли.
— Если он не превратится, когда взойдет луна, он исцелен. — Эдвард посмотрел мне в глаза. — Если у тебя получилось его вылечить, в будущем тебя ждет много дел. У тебя не будет времени на нежности с федералом.
Возмутившись его дерзостью, я ответила резче, чем когда-либо прежде:
— И это все, что вы можете сказать? Никакого мудрого совета внучке? Никаких извинений?
— Извинений? За что?
— За мою мать. Вашу дочь.
Могла бы поклясться, я видела, как его передернуло, но, возможно, это лишь пляшущие тени деревьев в лучах заходящего солнца. Эдварда Манденауэра не волновал никто и ничто, кроме охоты.
— У меня не было выбора, — пожал плечами он.
— Со мной был. Вы могли бы рассказать мне, кто я. Проявить хоть капельку любви.
— Нет, не мог. — Его костлявые плечи поникли, и он отвернулся к горизонту. — Я потерял слишком много любимых женщин. Каждый раз, когда монстры забирали следующую, отмирала часть моей души.
— Должно быть, он толпу женщин потерял, — пробурчала Джесси.
Я сделала несколько шагов по сухой листве, пока не оказалась прямо за спиной человека, который, как выяснилось, приходился мне дедом.
— Я не знал, кем ты станешь, — тихо сказал он, — и не знал, придется ли мне в один ужасный день тебя убить. Как я мог качать тебя на коленях и говорить, что все будет хорошо? Разве это не было бы большей ложью, чем все другие?
Не уверена. Но я поняла, в каком затруднительном положении он находился. Кроме того, представлять Эдварда качающим ребенка на коленях еще страшнее, чем воображать чудовищ, обитающих в ночи.
— Когда я превратилась, почему вы меня не убили?
— Каждый раз, глядя на тебя, я видел…
— Кого?
— У тебя бабушкины глаза. — Он набрал в грудь воздуха и распрямил сутулые плечи. — И я правильно поступил, сохранив тебе жизнь. Ты была ключом ко всему.
— Забавно, как все в итоге вышло.
— Жизнь имеет обыкновение описывать полный круг, если дать ей достаточно времени.
— Вы могли бы сказать мне правду после моего возвращения из Стэнфорда.
— Тогда было уже поздно. Слишком много лжи. И мне не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал.
— Как унизительно, когда внучка обрастает мехом.
— Именно.
Не проронив больше ни слова, он зашагал прочь. Некоторые привычки никогда не меняются.
— Что ж, это было… интересно. — Джесси наставила пистолет на Джека, который пребывал в таком недоумении, что, казалось, сейчас упадет в обморок.
Я посмотрела вслед Эдварду, который отошел от нас так далеко, как мог, не покидая овраг.
— Он вернется. — Ник обнял меня за плечи. — Где-то в глубине своего ледяного сердца он тебя любит.
— Сомневаюсь. — Я развернулась лицом к нему. — Я навсегда останусь такой, какая есть, а он никогда не сможет полюбить то, что ненавидит всеми фибрами души.
