Дэниел Истерман - Имя Зверя

Каждый день, возвращаясь домой и глядя на грубо намалеванную лодку, мрачный клуб Каабы, фигуры Авраама и Измаила, над которыми простерлись крылья Габриэля, Ахмад Шукри ощущал боль в душе. Он тоже когда-то совершил тайное паломничество, — думал он, — давным-давно окончившееся, но в какое-то мгновение жизни оступился и с тех пор блуждал без направления.

Он впустил Айше и Бутроса в квартиру, по-прежнему молча, как будто потерял дар речи. Айше вспомнила старую квартиру, куда часто приходила ребенком, до тех пор пока, в более зрелые годы, молчаливость дяди, его комплекс вины не закрыли ей туда дорогу. Отец как-то сказал ей, что его брат беспричинно винит себя в смерти жены, что рана, оставшаяся у него после ее ухода из жизни, кровоточит изнутри. С того момента, не имея на это особых оснований, Айше считала своего дядю кровавым человеком, и его квартира в ее глазах была зловещим местом.

— Давно мы не встречались, Айше, — произнес Шукри. Его взгляд уходил в пространство, как будто он замечтался.

— Да, — подтвердила она. — Давно.

Одиннадцать лет. В последний раз они виделись вскоре после того, как она получила диплом.

— Что я сделал такого, из-за чего ты никогда не заходила ко мне?

— Ничего, — ответила Айше. — Ничего ты не сделал.

— Твой отец говорил мне, что ты почти не навещаешь родителей. Это правда?

— Я захожу к ним время от времени, и этого достаточно. Я слишком остро чувствую их неприязнь к моей профессии. Они воспитывали меня, чтобы я была независимой, решала за себя. А теперь... Теперь — «в Коране говорится то», «в Коране говорится это»...

— Ты должна постараться помириться с ними.

— И ты можешь теперь так говорить? Или ты и сам в это веришь?

Шукри покачал головой:

— Ты знаешь, во что я верю. Но мне все равно жаль, что это произошло. Мне жаль тебя и жаль их. — Он помолчал. — Я собирался повидаться с тобой, когда исчез твой муж. Но я думал... Это выглядело бы неуклюже, ты могла подумать, что я участвовал в этом деле, принять мое сочувствие за вину.

— А ты участвовал?

— Нет, конечно.

— Ты знаешь, чья это работа?

— Нет. Мы по-прежнему не знаем. Но, возможно, теперь эти люди стоят у власти...

— Рашид мертв.

— Мертв? Откуда ты знаешь?

Айше рассказала ему все так, как когда-то маленькой девочкой рассказывала о своих проблемах. И он смотрел на нее точно так же, как тогда, без всякого легкомыслия, относясь к ее проблемам с полной серьезностью. Айше удивлялась, как человек может быть таким жестоким и одновременно таким заботливым.

Когда она закончила рассказ, Шукри ничего не сказал. Он сидел глубоко погруженный в мысли, нервно постукивая пальцами.

— Я не могу помочь тебе, — сказал он наконец. — Поверь мне: до людей, убивших Рашида, мне не добраться. Тебе — да и нам всем — лучше забыть об этом.

Айше покачала головой.

— Я пришла сюда не за этим, — сказала она. — Я не ищу отмщения, и тем более справедливости. Мы пришли потому, что Майкл говорил мне, что я могу доверять тебе. Он говорил, что ты был его главным информатором в египетской разведке.

— Айше, о чем ты говоришь? Кто тебе это сказал?

— Майкл, — ответила она. — Майкл Хант.

— Прости меня, — сказал Шукри, — но ты, должно быть, ошибаешься. Я не знаю человека с таким именем.

Айше не думала, что он будет лгать ей; только не ей. Эта ложь, такая откровенная, такая бесполезная, и все же произнесенная с таким убеждением, легла ей тяжелым камнем на сердце.

— Дядя, зачем ты говоришь мне неправду? Моя жизнь зависит от твоей честности. Когда раньше я упоминала имя Майкла, ты обратил на него внимание. Нет смысла лгать: Майкл рассказал мне о тебе, кто ты такой, что ты делал для него.

— Почему этот человек... Майкл Хант... рассказывал тебе обо мне?

— Неужели ты не понимаешь? Моя жизнь... моя жизнь зависит от того, найду ли я Майкла. Но я не могу сама сделать это. За его квартирой следят. Больше месяца назад он уехал в Александрию, но когда я позвонила ему в отель, он уже съехал. Я должна найти его. Он поможет нам выбраться из Египта.

— Айше, из нас двоих ничего не понимаешь ты, а не я. Ты и твой друг. Вы оба почти ничего не понимаете. И вы берете то немногое, что понимаете, свиваете из этого петлю, и если не будете осторожны, то сами окажетесь повешенными в ней. Пожалуйста, поверь мне — вы суете нос в такое дело, которое не принесет вам ничего, кроме неприятностей.

Айше покачала головой:

— Разве ты не знаешь? Разве ты не знаешь обо мне и о Майкле?

Шукри впервые выглядел неподдельно озадаченным. Озадаченным и испуганным.

— О тебе и о Майкле?

— О том, что мы были любовниками. Твой хороший друг Ронни Перроне наверняка говорил тебе об этом.

Айше сразу же поняла, что он действительно не знал и что эта неосведомленность встревожила его.

Шукри встал и подошел к окну. Он стоял прислонившись к раме и глядя в темноту. «Они ничего не знают, — думал он, — ничего. Страна на грани войны, муниципалитет хоронит в тайных могилах жертвы чумы, экстремисты угрожают превратить в ничто все завоевания революции».

Он повернулся и посмотрел на Айше и на жалкого молодого человека рядом с ней.

— Ты должна была сказать это с самого начала, — произнес он. — Это все меняет.

— Ты можешь его найти? — умоляла Айше. — Можешь нам помочь?

Шукри кивнул.

— Да, — сказал он. — Я помогу вам. Я сегодня же отвезу вас к нему.

Касим Рифат держал маленький книжный магазин на Шари-эль-Сабтийя в Кулали, неподалеку от железнодорожной станции. Магазин назывался «Дар эль-Адаб» и торговал произведениями арабской литературы и философии. Как и многие маленькие книжные магазины в городе, он заодно был издательством, и за долгие годы Рифат выпустил множество поэтических сборников и переводов.

Было поздно, когда они отправились в путь. Один раз их остановили мухтасибы у контрольного поста на Эль-Садд эль-Баррани. Шукри вел машину, Бутрос сидел рядом с ним, Айше — на заднем сиденье. Усталые люди с ружьями окружили в темноте машину. В нескольких ярдах перед ними молча стояли мужчина и женщина, которым приказали выйти из их автомобиля на холод. Шукри опустил стекло и достал из кармана зеленую карточку, которая произвела моментальный эффект. Главный мухтасиб кивнул и махнул, чтобы они проезжали.

Когда они доехали до Бур-Сайд, в третий раз за день отключили электричество. Светились только фары машин и автобусов, мчащихся по ночному городу.

Проезжая по площади Ахмад Махир, они заметили длинную процессию, направляющуюся на юг. Люди несли свечи — высокие, как пики, белые свечи, оплывающие воском. Они были одеты в длинные черные платья, доходящие до земли, а на головах у них были повязаны широкие белые ленты с лозунгами, написанными красными чернилами.