Нет, снаружи стрекочут цикады.
Лизи падает на усыпанный осколками ковёр, всхлипывая, опустошённая донельзя. И она просит его хоть как-то вернуться? Она просит его вернуться в её жизнь всеми силами охватившего её горя? Он вернулся, как вода, которая наконец-то потекла по давно пустующей трубе. Она думает, что ответ на всё это…
— Нет, — пробормотала Лизи. Потому что (безумная, конечно, мысль) Скотт, похоже, заготовил для неё все эти станции охоты на була задолго до того, как умер. Связался с доктором Олбернессом, например, который, так уж вышло, оказался поклонником его творчества. Как-то заполучил историю болезни Аманды и привёз ее на ленч, это же надо! И вот результат: «Мистер Лэндон сказал, если мы когда-нибудь встретимся, я должен спросить вас о том, как он провёл медсестру в тот раз в Нашвилле».
И… когда он поставил кедровую шкатулку доброго мамика под бременскую кровать в амбаре? Потому что это наверняка сделал Скотт, она сама точно шкатулку туда не ставила.
В 1996-м? (заткнись) Зимой 1996-го, когда у Скотта съехала крыша, и ей пришлось… (А ТЕПЕРЬ ЗАТКНИСЬ, МАЛЕНЬКАЯ ЛИЗИ) Хорошо… хорошо, она заткнётся насчёт зимы 1996 года (сейчас заткнётся)… но, похоже, именно тогда. И…
Охота на була. Но почему? С какой целью? Чтобы позволить взглянуть на те эпизоды их жизни, вспомнить которые она раньше не решалась? Возможно. Вероятно. Скотт всё это знал по себе, наверняка сочувствовал разуму, который хотел спрятать самые ужасные воспоминания за занавесами или засунуть их в шкатулки со сладким запахом.
Хороший бул.
Ох, Скотт, что в этом хорошего? Что хорошего во всей этой боли и печали? Короткий бул.
Если так, кедровая шкатулка — или конечная станция, или одна из последних, но у неё уже появилась мысль: если она пойдёт дальше, то пути назад, возможно, не будет.
Милая, вздохнул он… но лишь у неё в голове. Никаких призраков. Только воспоминания. Только голос её мёртвого мужа. Она в это верила; она это знала. Могла закрыть шкатулку. Могла задёрнуть занавес. Могла не ворошить прошлое.
Любимая.
Он всегда своего добивался. Даже мёртвый, он знал, как добиться своего.
Лизи вздохнула (печальным и одиноким восприняли этот звук её уши) и решила идти дальше. Всё-таки сыграть роль Пандоры.
Ещё одним сувениром, оставшимся от дня их урезанного, без венчания, бракосочетания (но они хранили верность своим обетам, хранили очень хорошо), который она засунула в шкатулку, стала фотография со свадьбы, которую они устроили в «Роке» — самом безвкусном, самом шумном, самом грязном ночном рок-н-ролльном клубе Кливс-Миллса.
Фотография запечатлела её и Скотта, когда они вышли на первый танец. Она — в белом кружевном платье, Скотт — в простом чёрном костюме («Мой костюм гробовщика», — так он его называл), который он купил специально для этого случая (и той зимой надевал снова и снова во время рекламного тура «Голодных дьяволов»). На заднем плане она видела Джодоту и Аманду, невероятно молодых и миловидных, с забранными наверх волосами, их руки застыли, не дойдя друг до друга в очередном хлопке. Она смотрела на Скотта, а он улыбался, глядя на неё сверху вниз, его руки лежали на её талии, и, Господи, какими длинными были у него волосы, почти касались плеч, она об этом забыла.
Лизи прошлась по фотографии кончиками пальцев, проводя ими по людям, какими они были в тот знаменательный момент: «СКОТТ И ЛИЗИ, НАЧАЛО!» — вдруг обнаружила, что может вспомнить даже название рок-группы из Бостона («Свингующие Джонсоны», забавно, однако) и песню, под которую они танцевали перед своими друзьями, «Уже поздно поворачивать назад», которая впервые прозвучала в исполнении «Братьев Корнелиусов и сестры Розы».
— Ох, Скотт, — вырвалось у неё. Ещё одна слеза поползла по щеке, и Лизи рассеянно смахнула её. Потом положила фотографию на залитый солнечным светом кухонный стол и продолжила раскопки. В шкатулке лежала тонкая стопка меню, салфеток с логотипами различных баров, спичечные книжицы из мотелей Среднего Запада, а также программка из университета Индианы в Блумингтоне, приглашающая на чтение «Голодных дьяволов» автором романа Скоттом Линденом. Она помнила, что сохранила программку из-за опечатки, сказав ему, что когда-нибудь программка эта будет стоить целое состояние, а Скотт ответил: «Что-то ты размечталась, любимая». На программке стояла и дата: 19 марта 1980 г. Но где сувениры из «Оленьих рогов»? Она оттуда ничего не взяла? В те дни она всегда что-то брала, такое у неё было хобби, и она могла поклясться…
Лизи подняла программку «Скотт Линден», и под ней лежало тёмно-пурпурное меню с надписями золотом «ОЛЕНЬИ РОГА» и «РИМ, ГЕМПШИР». И она услышала Скотта так ясно, словно он говорил ей на ухо: «Раз уж мы в Риме, будем делать то, что делают римляне». Сказал в пустом (только они и официантка) обеденном зале, когда заказал для них обоих «Обед от шеф-повара». И потом, в кровати, когда накрыл её обнажённое тело своим.
— Я предложила заплатить за него, — она протянула меню солнечной пустой кухне, — но тот парень сказал, что я могу его взять. Потому что мы — единственные гости. И потому что шёл снег.
Тот странный октябрьский снег. Они провели в «Оленьих рогах» две ночи, хотя планировали остаться только на одну, и во вторую она долго лежала без сна после того, как Скотт заснул. Холодный атмосферный фронт, который принёс с собой этот необычный снегопад, уже уходил, и она слышала, как снег тает и вода капает с карнизов. Она лежала в этой незнакомой постели (первой из незнакомых постелей, которые она делила со Скоттом), думала об Эндрю «Спарки» Лэндоне, Поле Лэндоне и Скотте Лэндоне — Скотте уцелевшем. Думала о булах. Хороших булах и кровь-булах.
Думала о пурпуре. И о пурпуре тоже думала. В какой-то момент облака разорвались, и комнату залил белёсый лунный свет. И вот под этим светом она наконец-то уснула. На следующий день, в воскресенье, они уехали, и местность вокруг них возвращалась из зимы в осень, а менее чем месяц спустя они танцевали под песню «Уже поздно поворачивать назад» в исполнении «Свингующих Джонсонов».
Она открыла тиснёное золотом меню, чтобы посмотреть, что предлагал шеф-повар в тот далёкий вечер, и из меню выпала фотография. Лизи сразу её вспомнила. Хозяин отеля сделал её маленьким фотоаппаратом «никон» Скотта. Он нашёл две пары снегоступов (все его лыжи ещё находились на складе в Норт-Конуэе, сказал он, вместе с четырьмя снегоходами) и настоял на том, чтобы Скотт и Лизи отправились на пешую прогулку по тропе, которая начиналась за отелем. «Наши леса в снегу — это фантастика, — вспомнились Лизи его слова. — И все они сегодня ваши. Вы не увидите ни одного лыжника, ни одного снегохода. Такой шанс выпадает раз в жизни».
