— Теперь, когда ты напомнил мне…
— И никто не удивился больше тебя, когда он стал стрелять настоящими пулями, правильно?
— Конечно, — ответил Ллойд и энергично закивал. — У меня чуть глаза не повылазили от ужаса.
— Ты уже собирался направить свой револьвер на Лентяя Фримена, когда его подстрелили и без тебя, избавив тебя, таким образом, от лишних проблем.
Ллойд с зарождающейся надеждой смотрел на своего адвоката.
— Мистер Девинс, — как можно искреннее произнес он, — именно так все и было.
Позже, этим же утром, он стоял на дворе для прогулок, наблюдая за игрой в футбол и мысленно прокручивая все, что сказал ему Девинс, когда верзила-заключенный по кличке Громила подошел к нему и схватил за воротник. Голова Громилы, побритая наголо а-ля Телли Савалас, поблескивала в жарком воздухе пустыни.
— Секундочку, — произнес Ллойд. — Мой адвокат пересчитал у меня все зубы. Семнадцать. Так что если ты…
— Да, то же самое Шокли сказал и мне, — ответил Громила. — Так что он предупредил меня…
Колено Громилы вонзилось в промежность Ллойда, вызвав такую вспышку боли, что он даже не смог вскрикнуть. Он грохнулся на огромную трубу, схватившись за мошонку, в которой все казалось полностью разбитым. Мир превратился в кровавый туман. Прошло время, Ллойд не сознавал, как долго это длилось, прежде чем он смог открыть глаза. Громила все еще наблюдал за ним, его лысая голова все так же блестела. Охранники нарочито смотрели по сторонам. Ллойд стонал и корчился, слезы наворачивались ему на глаза, расплавленный свинцовый шар жег низ живота.
— Лично я ничего не имею против тебя, — честно признался Громила. — Пойми, это просто работа. Надеюсь, ты выкарабкаешься. Этот закон Маркхема сущий ад.
Он отошел, и Ллойд увидел привратника, стоявшего на подножке автомобиля на противоположной стороне площадки для прогулок. Заложив большие пальцы рук за ремень, он с усмешкой наблюдал за Ллойдом. Заметив взгляд Ллойда, он выстрелил в него победным жестом, сложив средние пальцы обеих рук буквой «V». Громила добрался до стены, и привратник кинул ему пачку сигарет. Громила положил пачку в нагрудный карман и, отсалютовав, ушел. Ллойд лежал на земле, поджав колени к груди, схватившись руками за живот, слова Девинса эхом проносились в его голове: «Это жестокий старый мир, Ллойд, это жестокий мир». Правильно.
Ник Андрос отдернул занавеску и выглянул на улицу. Отсюда, со второго этажа дома Джона Бейкера, был виден весь городок Шойо, простирающийся слева от него, а справа виднелось шоссе № 3, ведущее из города. Мейн-стрит была абсолютно пуста. Жалюзи на окнах опущены. Больная собака сидела на середине дороги, опустив голову, ребра ее ходили ходуном, белая пена падала с морды на нагретый солнцем тротуар. А на перекрестке лежала еще одна собака, она была мертва.
Позади него надрывно стонала женщина, но Ник не слышал ее. Он задернул штору, протер глаза, а затем подошел к женщине, которая только что очнулась. Джейн Бейкер была укутана одеялами, потому что пару часов назад ее начало сильно знобить. Теперь пот градом струился по ее лицу, она сбросила с себя одеяла — смутясь, он увидел, что ее тонкая ночная рубашка местами полностью промокла от пота. Но Джейн не видела его, и поэтому он посчитал, что ее нагота не имеет значения. Она умирала.
— Джонни, принеси тазик. Кажется, меня вырвет! — крикнула она.
Он вытащил посудину из-под кровати и пристроил ее рядом с женщиной, но она заметалась и сбила таз, тот с грохотом ударился о пол, этого звука он тоже не услышал. Ник поднял тазик и стал держать его в руках, глядя на женщину.
— Джонни! — крикнула Джейн — Я не могу найти свою шкатулку для шитья! Ее нет в шкафу!
Ник налил стакан воды из графина, стоявшего на ночном столике, поднес к ее губам, но Джейн, снова заметавшись, чуть не выбила стакан из его рук. Он поставил стакан так, чтобы до него можно было легко дотянуться, если она успокоится.
Ник никогда не осознавал свою глухоту с такой горечью, как в эти последние два дня. Методистский священник Брисмен находился рядом с Джейн, это было двадцать третьего, когда пришел Ник. Он читал ей Библию в гостиной, но явно нервничал, горя желанием поскорее уйти. Ник мог понять, почему. От лихорадки ее лицо порозовело, что придавало ей девический вид, так неприятно контрастирующий с ее утратой. Возможно, священник боялся, что она заразит его. Однако, скорее всего, он подумывал о том, чтобы вместе со своей семьей попытаться улизнуть полями. В маленьком городке новости распространяются очень быстро, и многие уже решили уносить ноги из Шойо. С тех пор как Брисмен покинул гостиную сорок восемь часов назад, все превратилось в сплошной кошмар. Миссис Бейкер стало хуже, настолько хуже, что Ник боялся, как бы она не умерла еще до захода солнца.
Плохо было и то, что он не мог постоянно находиться с ней. Ник отправился в придорожное кафе и купил обед троим заключенным, но Винс Хоган был так плох, что не мог даже есть. Он бредил. Майк Чайлдресс и Билли Уорнер просились на волю, но Ник не мог заставить себя сделать это. Причина была не в страхе, он не верил, что они будут тратить время, чтобы выместить на нем свою злость; просто они хотели унести нош из Шойо, как и другие. Но на нем лежала ответственность. Он дал обещание человеку, который теперь мертв. Конечно, рано или поздно полиция штата возьмет ситуацию под контроль, приедет и заберет их. Он нашел «кольт» 45-го калибра в кобуре в нижнем ящике письменного стола Бейкера. После минутного колебания Ник пристегнул «кольт» к ремню. Посмотрев вниз и увидев, как внушительное оружие прижалось к его тощему бедру, он почувствовал всю смехотворность своего вида — но тяжесть оружия успокаивала.
Днем двадцать третьего он открыл камеру Винса и приложил лед ко лбу, груди и шее парня. Винс, открыв глаза, посмотрел на Ника с такой молчаливой мольбой, что Ник пожалел, что ничего не может сказать, — точно так же, два дня спустя, он жалел об этом, глядя на миссис Бейкер, — ни одного слова утешения. Хотя бы: «С тобой все будет в порядке». Или: «Я думаю, температура спадет». Этого было бы достаточно.
Все время, пока он ухаживал за Винсом, Билли и Майк взывали к нему. Пока Ник склонялся над больным, их крики не имели никакого смысла, но он видел их испуганные лица каждый раз, когда поднимал голову, их губы слагались в слова, которые сводились к одному: «Выпусти нас, пожалуйста». Ник действовал осторожно и не приближался к ним. Он не был умудрен жизненным опытом, но он был достаточно взрослым, чтобы знать, какими опасными делает людей паника.
