22
Коннек, путешествие герцога ТормондаКогда стало ясно, что герцога Тормонда отговорить не удастся, политические фракции Коннека возжелали в меру своих сил повлиять на ход предстоящих переговоров.
Да, Тормонд IV, герцог Кауренский, владыка Коннека, Великий Недотепа, вознамерился обратиться лично к патриарху и разрешить все возникшие между ними недоразумения, чтобы в Коннек больше не отправляли на убой несчастные армии.
Большинство сходилось во мнении, что герцог намеренно не желает видеть очевидного: встреча с патриархом ничего не изменит, а Безупречный просто хочет обобрать самый богатый чалдарянский край, чтобы оплатить свой священный поход в Святые Земли.
К свите герцога примкнул брат Свечка, а вместе с ним Микаэль Кархарт, епископ Лекро, Тембер Серт, сын Тембера Ремака, и другие неугодные патриарху. Многие путешествовали инкогнито, но шпионам Безупречного было прекрасно известно, кто есть кто.
Орудия церкви порой были так же вездесущи и коварны, как и Орудия Ночи, а уж бед от них приключалось даже больше. Ведь Ночь отличалась жестокостью и обычно карала всех без разбора.
Сэр Эарделей Данн решил не ехать в Брот – не потому даже, что сама мысль об этом визите ему претила, а потому, что в Коннеке следовало оставить надежного человека из-за Реймона Гарита. Сэр Эарделей подозревал, что юный граф замышляет очередное бесчинство.
Зато вместе с Тормондом ехала его сестра. Изабет должна была представлять в Броте своего мужа. Король Питер желал видеть Коннек независимым – его вполне устраивало, что алчный Арнгенд отделяет от Наваи другое государство. И у Питера имелись средства воздействия на патриарха: Реконкиста была важна для Безупречного, она выставляла его владычество в выгодном свете.
К тому же безопасность патриарха зависела в том числе и от опытных воинов короля Питера, ведь личная гвардия его святейшества состояла из двадцати четырех навайских ветеранов, получивших этот пост в награду за преданность истинной вере.
А еще в коллегии не последнее место занимали принципаты из Диреции, и Безупречному нужна была их поддержка.
В общем, не стоило ссориться с королем Питером, иначе карьере патриарха быстро пришел бы конец.
«Интересно, – думал брат Свечка, – а не задерживают ли нас Орудия Ночи, не давая Тормонду вовремя прибыть в Брот?» Непогода не утихала с самого первого дня. Дождь лил не переставая, размокли даже старые бротские дороги, выстроенные солдатами еще во времена Древней Империи.
И все постоянно болели.
Ничего серьезного – понос, простуда и грипп. Микаэль Кархарт окрестил их миссию «священным походом сопливцев». Брат Свечка, в очередной раз прочистив ноздрю, согласился с этим определением.
Они ехали вот уже целый месяц и по срокам отставали на две недели. Отряд еще даже не добрался до Ормьендена, хотя Тормонд рассчитывал к этому времени быть уже в Фиральдии, на подходе к Броту.
Герцог решил остановиться в Вискесменте и навестить Непорочного, пока его унылые спутники будут восстанавливать силы.
Погода тут же стремительно улучшилась.
Микаэль Кархарт уговорил местных дэвских лекарей помочь больным, которых одолевал страшный понос.
В Вискесменте уже знали о донимавших Безупречного пиратах. Вести доходили противоречивые, но в одном все были уверены: церковь, клан Бенедокто и сам патриарх подвергаются постоянным нападениям.
Епископ Лекро, самый высокопоставленный священнослужитель Коннека да еще и родственник Тормонда, собрал целую делегацию и вместе с братом Свечкой явился вразумлять герцога:
– Сегодня утром, ваша светлость, я был у Непорочного. Он утверждает, что Безупречного донимают кальзирцы и он испытывает гораздо бо́льшие затруднения, чем нам докладывали. Возможно, в результате он лишится власти.
«Не выдает ли епископ желаемое за действительное?» – подумал монах. Хотя, быть может, так оно и будет. С каждым днем становилось все яснее: патриарх хоть и обладает властью и стремится воплотить в жизнь грандиозные замыслы, но не пользуется ни у кого большой любовью.
– Окружение патриарха считает, как и посланник императора Грав вон Вистрич, – продолжал меж тем Лекро, – что Безупречного сейчас лучше не трогать. Он не сможет нам навредить, пока его допекают кальзирцы.
«Интересно, – подумал брат Свечка, – какова во всем этом роль Ганзеля Черные Сапоги? Быть может, это он подзуживает кальзирцев?»
Все, кому с самого начала не нравилась идея этого посольства, убеждали герцога вернуться домой. Причин нашлось множество: «внимание Безупречного отвлекли, пусть все идет своим чередом; пока еще можно повернуть назад, лучше возвратимся и поглядим, как все обернется».
Подобные доводы всегда были близки сердцу Великого Недотепы. В подобной ситуации отлично сработала бы обычная коннекская стратегия – ничего не предпринимать.
Но герцог оставался непреклонен.
– Он спятил, – жаловался Микаэль Кархарт. – Повредился в уме.
– Думаете, кто-то наложил на него заклятие? – спросил брат Свечка, который тоже задавался вопросом: а в своем ли уме герцог?
– Я и сам об этом думал, – признался епископ. – Почему вдруг он стал таким решительным и непреклонным?
Многие из старшего поколения вспоминали, хоть и не вслух, отца Тормонда: он повредился в рассудке, когда ему было еще меньше лет, чем нынешнему герцогу. Старик впадал в безумие, но иногда внезапно и безо всякой причины к нему возвращалось здравомыслие. И так продолжалось до самой его смерти. Советники никогда точно не могли сказать, бредит их повелитель или пребывает в здравом уме.
– По дороге я кое-что заметил, – пожаловался Микаэль Кархарт. – Помимо премерзкой погоды. К нашей маленькой компании проявляют большой интерес Орудия Ночи.
Маленькой компании? Вместе со свитой и прислугой «маленькая компания» насчитывала около трех сотен человек. Скорее уж, маленькое войско или нашествие саранчи.
Брат Свечка взгляда Ночи не ощущал, как, впрочем, и всегда. Орудия он замечал, только если они устраивали какое-нибудь уж совсем грандиозное представление. Обычные люди, особенно городские жители, редко обладали достаточной чувствительностью и просто-напросто не видели того, что творилось под самым их носом.
А вот Микаэль Кархарт достаточной чувствительностью обладал. Как и волшебники, он всегда ощущал малейшее присутствие Ночи.
– Из-за нашей дипломатической миссии? – поинтересовался епископ. – Или тут виновата ваша чрезмерная чувствительность?
Чалдаряне неустанно задавались вопросами о природе Кладезей Ихрейна и Орудий Ночи.
Сотворил ли Кладези господь?
Или же Кладези породили господа?
Этот философский камень преткновения существовал и в чалдарянском, и в праманском богословии и смущал умы тех ученых мужей, которые изучали истоки самой веры.
Ни одна религия не выдерживала безжалостной проверки фактами, зато вполне органично вписывалась в каждодневную жизнь обычных людей. Повсюду и везде правдой становилось то, во что верили люди.
Именно вера вылепила Орудия Ночи. А Орудия Ночи породили веру. В Фиральдии и сердце епископального мира становилось все спокойнее, но в то же время отдаленные края все больше подпадали под власть Тирании Ночи.
– Нет, – отозвался Микаэль Кархарт, – дело не в нашей миссии. Но творящееся в мире влияет и на Тиранию Ночи. Орудия желают знать, что происходит.
– В каком смысле? – спросил монах.
– Они чувствуют, какие именно события определяют будущее.
Похоже это все было на уклончивые речи оккультистов.
– Это их дела, – сказал Свечка, – нас они не должны касаться.
– Лучше бы вам об этом знать, – отозвался Лекро. – Если внимание Орудий Ночи ощутил Микаэль Кархарт, то и коллегия его почувствует. А ведь именно ваша религия так досаждает Безупречному.
– Каждый день я вынужден напоминать: человек – животное неразумное. Полагаюсь на вашу мудрость, епископ.
– Если бы среди нас были действительно мудрые люди, – вздохнул Лекро, – мы бы сейчас сидели дома, в тепле и уюте, и попивали бы себе коньяк, а не плелись вслед за безумным герцогом Коннекским в Брот, в слабой надежде не дать ему сотворить еще горших бед. Мы бы остались в Каурене. Все понимают, что Тормонд ничего не сможет изменить. Он просто упирается, потому что не любит, когда на него давят.
Визит в Вискесмент затянулся. Предполагаемые несколько дней превратились в несколько недель. Никто не напоминал герцогу про время, а Тормонд, казалось, мог ждать целую вечность. К несчастью, Непорочного не особенно радовала такая перспектива. Герцог и его свита обходились ему недешево, а ведь самого Непорочного и его приближенных спасала от нищеты лишь поддержка Йоханнеса Черные Сапоги: император помогал антипатриарху ради политической выгоды, в отличие от его якобы единоверцев, которые не помогали вовсе.
