— Но к чему все это? Ты пишешь историю Бенфилда?
— Не совсем Впрочем, я исследую ее. Ты знаешь, Церковь платит мне, чтобы я написал про Бенфилдские чудеса…
— Это не значит, что ты не можешь также писать и для нас.
— Мы уже обсуждали это, Нэнси. Это не мешает мне писать для кого-либо еще, но теперь я хочу в собственной голове получить представление обо всей этой истории.
— После пожара ты стал вести себя странно. — Она дотронулась до белых пятен у него на лбу: опухоли исчезли, но остались безобразные следы. — Ты уверен, что все прошло?
Он стряхнул ее руку.
— Ты будешь слушать или нет? Мне нужно было узнать историческое прошлое Бенфилда…
— Брось, Фенн. Я не покупаю это. Историю можно узнать в местной библиотеке. Я это сделала, как и другие репортеры.
— Я хотел проникнуть в сокровенные материалы.
— Ладно, считай меня дурочкой, я поверю.
Он раздраженно вздохнул.
— Просто выслушай, ладно?
— Ладно.
— В местную библиотеку я сходил прежде всего. Там нашлось не много: всего одна книжка, написанная парнем, который в тридцатые годы был сельским викарием, и пара томов по истории Суссекса.
— Да, не жирно.
— И я пошел в муниципалитет, в архив. Приходская служба очень мне помогла, но их записи хранили лишь события после тысяча девятьсот шестидесятого года. Оттуда я направился в архивы графства в Чичестере и там проторчал всю прошлую неделю. Наверное, тамошних архивариусов уже тошнит от одного моего вида Я просмотрел каждый клочок бумаги, относящийся к Бенфилду, начиная с восьмого века — не скажу, что я много понял в более ранних записях. Многое было или совершенно неразборчиво, или написано по-латыни. Даже более поздние записи читались нелегко, все эти «Б» вместо «s» — ты знакома с этим.
— И до чего же ты хотел докопаться?
Он отвел глаза.
— Этого я не могу сказать.
— Почему? Что за страшная тайна?
— Никакой страшной тайны.
— Тогда почему же ты дошел до такого состояния?
Он снова повернулся к ней.
— До какого?
— Ты видел, на кого стал похож? — Она провела рукой по его подбородку. — Ты знаешь, как вел себя? Каждый вечер приходил навеселе, держал свои чертовы бумаги под замком, как государственные секреты. Потом эти кошмары, бормотание во сне — и ты трахал меня как какой-то зомби!
— Тебе не понравилась моя техника?
— Дерьмо! Ты что, думаешь, в этой койке ты просто платишь за постой? Ты меня за кого принимаешь?
Он положил руку ей на плечо, но она сбросила ее.
— Я думала, мы вместе возьмемся за это дело, — сердито проговорила Нэнси. — Я не вмешивалась и давала тебе продолжать работу, ожидая, когда ты мне все расскажешь. И теперь ты мог бы рассказать, но не хочешь. Ладно, дружок, раз мы не договорились, можешь уматывать.
— Эй, с чего это ты…
— Проваливай!
— Сейчас., сейчас… — Он нашарил под подушкой часы. — Сейчас четвертый…
— Дерьмо! Пошевеливайся.
— Я могу усовершенствовать свой стиль, — проговорил он, ладонью поглаживая ее сосок.
— Я не шучу, Фенн. Пошел вон!
Его рука проникла под одеяло и обвила ее талию.
— Я побреюсь.
Нэнси толкнула его в грудь.
— Можешь не бриться.
Он нежно провел рукой ей по бедру.
Она ударила его в плечо.
— Я серьезно, придурок!
Он перекатился на нее, и она плотно сжала ноги.
— Собрался вдруг стать пылким любовником? — прошипела Нэнси. — Думаешь, я упаду в обморок? Дерьмо!
Он соскользнул с нее, сдавшись, перекатился на спину и, глядя в потолок, вздохнул.
— Боже, какая ты грубая!
Нэнси села и посмотрела на него сверху.
— Да, я грубая и говорю серьезно. Ты воспользовался мною, Фенн, и не дал ничего взамен…
— Ладно, ладно, ты права.
— Догадываюсь, что это твой стиль — пользоваться людьми, ситуациями… Но с этой женщиной такое не пройдет.
— А ты сама разве не такая же, Нэнси? — тихо проговорил он. — Разве ты не такая же мерзавка?
Она поколебалась.
— Конечно, мы все используем друг друга. И для тебя я лишь средство. Вот почему я поняла, что ничего не получаю…
— Не договаривай. Я сказал: ты права, и, возможно, начинаю ощущать свою вину. На этой неделе у меня было странное ощущение, будто… Как будто эта девочка, Алиса, преследует меня. Постоянно, начиная с пожара, с тех пор, как она прошла сквозь пламя…
Нэнси молчала, все еще злясь, и он посмотрел на нее, словно ища ответа. Ее тело было худым, груди не такие упругие, как, вероятно, были когда-то, чуть заметные линии на шее говорили о прошедших годах. Жесткость черт лица смягчалась сумрачным освещением, но ярость в глазах было не приглушить. Даже в молодые годы, Фенн был уверен, ее нельзя было назвать красавицей, и все же была в ней привлекательность, которой могла позавидовать любая женщина, и это пробуждало в большинстве мужчин желание овладеть ею (лишь на одну ночь или на две — дольше с ней вряд ли удалось бы ладить).
— Ты знаешь, я тоже там была, — сказала Нэнси, встревоженная его взглядом — На меня Алиса не так подействовала.
Фенн приподнялся на локте, так что лица их сблизились.
— Расскажи, а как она на тебя подействовала?
— Как?., Эй, не хитри, ты просто меняешь тему!
— Нет, расскажи. Обещаю, я буду с тобой совершенно откровенен, когда расскажешь.
Нэнси с сомнением посмотрела на него, потом пожала плечами.
— Какого черта я теряю? — Она задумалась на несколько секунд, возвращаясь к тому вторнику, когда случился пожар. — Ладно. На меня она вообще не подействовала Никак. Я не поверила в происшедшее и не верю до сих пор.
— Но ты сама видела.
— Да. И все равно не верю.
— Это безумие.
— Конечно. Я видела, как она появилась, видела, как огонь погас. Но что-то в этом.. — Она пожала плечами. — Как-то не увязывается, или не может связаться.
Он покачал головой.
— А сама Алиса? Она вызвала у тебя какие-либо чувства?
— Она просто ребенок. Худенькая, маленькая девочка. Миленькая, но ничего особенного.
— Многие говорят, что она распространяет вокруг себя сияние, какую-то ауру святости.
— Для кого-то, может, и так, но не для меня. Если честно, она вызывает во мне ощущение какого-то холода.
—. Почему?
— Ну, наверное, потому что она кажется не такой оживленной, как другие дети. Конечно, она многое пережила, но что-то в ней… Не знаю. Какая-то вялость. Как будто все чувства заперты где-то в глубине. Очевидно, она подавлена смертью отца, но на похоронах не пролила ни слезинки. Может быть, она плакала вдали от чужих глаз…
