«Тщеславие,– вспомнил Ласковин,– враг воина!» Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.
– Поехали,– сказал он, берясь за руль.
– Куда?
– Домой тебя отвезу, куда еще? – усмехнулся Андрей.– Сдам с рук на руки.
Что он и сделал. А на обратном пути позвонил Леноре, изящной куколке-полукореянке, классной массажистке. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы «Тошиба».
Андрей лежал на животе, а на нем в позе всадницы-амазонки в белой мужской рубашке с короткими рукавами расположилась Ленорочка Цой. Массаж она делала весьма квалифицированно и очень старательно. Кожа блестела, а рубашка намокла от пота. Массаж – это тяжелый физический труд. Фоном побрякивала музыка. Китайская.
– А у нас вчера твой учитель был, Зимородинский,– сказала Ленора.– Дома.
– И что?
– Читали Книгу Перемен. По-китайски.
– В первый раз слышу, что Слава знает китайский,– сказал Ласковин.
– Не он. Дедушка знает! – она с силой ввинтила сустав согнутого пальца в спину Андрея.– Он переводил.
– И как?
– Спорили. Тебе не больно, когда я вот так нажимаю?
– Больно,– равнодушно ответил Ласковин.– Это плохо?
– Плохо, если не больно. Ты должен говорить.
– Понял. Буду говорить. Так о чем они спорили?
– Да разве поймешь. Вы, мужчины, такие умные,– Ленора хихикнула.– Перевернись,– велела она. Взяла полотенце и вытерла лицо.
– Положи под голову руки.
– Что-то сегодня долго,– сказал Ласковин. Мысли его были наполовину заняты грядущими разборками.
– Долго, зато полезно. Очень важный курс заканчиваем.
– Да ну? А я не знал, что у нас – курс. И какой же?
– Регенерация и укрепление костей.
– Закончим – и я тебя больше не увижу? – Ласковин улыбнулся.– Ленорочка, ты шутишь!
– Почему – не увидишь? Через три месяца новый курс начнем,– последовал ответ.
– А завтра можно?
– Нельзя. Через месяц можно. Но я в Германию уезжаю. Мне твой друг обещал паспорт сделать.
– Какой друг?
– Николай. Сделает?
– Обещал – сделает.
«Ай да Митяй! Везде поспел!» – подумал Андрей.
– Но спать с ним я не буду,– строго произнесла Ленора.– У него су-ок плохой.
– Чего-о?
– Су-ок. Не понимаю,– сказала она рассудительно,– почему вы – друзья. Он совершенно неинтересный человек.
– Мы с ним вместе выросли, солнышко. В одном роддоме родились с разницей в месяц, в одной квартире жили, учились в одной школе и даже в одном детском саду в песочнице копались.
– Понимаю. Общая карма.
Андрей смотрел, как она трудится над его телом, разминает ему бедра, совершенно игнорируя гордое восстание плоти. Впрочем, при массаже это нормально. Андрей уже привык, а Ленора – вообще азиатская женщина. Все-таки потрясающая у нее фигурка.
– Мы с Колькой даже вместе в Политех поступили,– сказал он.– Только он ушел с третьего курса. Надоело. А я доучился.
– Должно быть наоборот. Он – Телец, а ты – Овен.
– И к Славе мы тоже вместе пришли.
– Слава сказал, ты был его лучшим учеником.
– Это он так шутит. Я ведь даже черный пояс не сделал.
– Он сказал: был. Раньше.
– Может быть,– Андрей немного обиделся.
Ленора снова потянулась за полотенцем. Вытерлась.
– Ноги раздвинь! – скомандовала она.– Зимородинский – совершенный человек.
– Ты так думаешь?
– Дедушка сказал.
Она сняла рубашку, скинула трусики и с тем же деловитым видом уселась Андрею на бедра
– Это что, тоже массаж? – Ласковин не шевелился, глядел на нее из-под прищуренных век.
– Тоже.
Выражение лица у девушки по прежнему не чувственное, а деловитое.
– Не двигайся. Дыши медленно.
Андрей закрыл глаза…
Спустя некоторое время Ленора поднялась, вытерлась.
– Сядь.
Она достала из шкатулки длинную полынную сигарету, зажгла, села у ног Андрея, поднесла к точке у колена Ласковина.
– А что еще говорил обо мне Слава? – спросил он.
– Ничего.
Андрей несколько минут молча смотрел на женщину у своих ног… Потом быстро наклонился, схватил тапочек и метнул его в выключатель. Свет погас, Ласковин сгреб Ленору в охапку и без всяких восточных изысков опрокинул на ковер…
Через полчаса они перебрались на кровать. Ленора зажгла ароматическую палочку, а Андрей подумал, что никогда не смог бы жить с такой женщиной. Слишком уж они разные. Жить – нет, а вот все остальное…
– Ну что, хороший у меня су-ок? – спросил он еще через час, наблюдая, как обернутая в купальное полотенце Ленорочка Цой раскладывает бутербродики по кругу микроволновой печи.
– Бывает и лучше.
Вот сюрприз. Неужели у малышки имеется чувство юмора? Жалко, что она уезжает. Можно было бы неплохо развлечься.
Андрей еще не знал, какие именно развлечения ему предстоят в ближайшем будущем. Не знал, что доживает последние часы своей прежней жизни. Что завтра утром его карма, или как там ее называют, совершит головокружительный кульбит и швырнет своего хозяина прямо в мясорубку.
– Опаздываешь,– укоризненно сказал Митяй, когда Ласковин явился в офис на следующее утро. И, потянув носом воздух: – Хорошие духи!
Нюх у Николая был лучше, чем у его жены. И это существенно облегчало обоим жизнь.
– Давай к шефу! Конь уже копыто сбил, тебя дожидаясь. Что-нибудь стряслось, Ласка?
Лаской, бойцовской кличкой, Митяй звал Андрея, только когда беспокоился за него. Лаской в свое время окрестил его Зимородинский. Не от «ласкать», а от крохотного хищника, способного разорвать горло куда более крупному зверю. Раз Митяй обеспокоен, значит, Конь уже в курсе событий.
Несмотря на ранний час, в офисе было всего человек пять: «привратник» Гена, «бумажный» курьер, секретарша Коня Фарида и бухгалтер Велена Петровна. Дверь в ее кабинет была закрыта, но слышно было, как попискивает компьютер. Трудится Велена Петровна, сушит липовый цвет для налоговой инспекции.
Из «агентов» – никого. Только Митяй. Впрочем, кто-то может бдеть в кабинете шефа.
Андрей постучал в массивную, с металлическими полосками сигнализации дверь.
– Ласковин? – рявкнули изнутри.– Давай входи!
Шеф был один. Если не считать Абрека. Но тот – это тень Сипякина. Довольно мясистая, впрочем, тень.
Конь изо всех сил изображал недовольство, но Ласковин по еле уловимым признакам понял, что Сипякин скорее задумчив, чем разгневан. Задумчивый Конь, впрочем, ничуть не лучше Коня сердитого. Задумчив Конь – жди любой пакости.
Ласковин стоял. Ждал. Конь демонстративно выдерживал паузу, глядя в окно. Что он там видел кроме белых жалюзей, оставалось загадкой.
