Вообще-то Хоуп довольно скрытная.
Жасмин подняла от книги глаза:
— Неужели она так поступала? Правда? Твоя мама называла тебя так именно в присутствии твоих друзей?
Хоуп кивнула в ответ:
— Ей доставляло удовольствие смущать меня. Это было ее единственным хобби.
Она снова вздохнула и, скрестив, вытянула перед собой руки. Хоуп стала ходить по комнате. Я следила за ней глазами.
Она довольно плохо выглядела сегодня. Кажется, даже не причесывалась. Лицо ее, обычно розового цвета, сейчас было желтоватым. Глаза красные и влажные от слез.
Она очень переживала за Дэррила. И я это прекрасно понимала. Всегда, когда Хоуп тревожилась за Дэррила, она начинала говорить про свою мать.
Каким-то образом они двое были связаны в ее сознании. Два несносных человека.
Кроме того, Хоуп сейчас действительно волновалась за Дэррила.
— Не знаю, что заставило меня вспомнить про это прозвище. Но это не самое страшное, что делала моя мать.
Было ощущение, что Хоуп разговаривает не со мной и не с Жасмин. Она словно разговаривала сама с собой.
Жасмин еще больше углубилась в книжку. А я прислушалась к словам Хоуп.
— Мать была просто помешана на моем весе. Она сама была тощая, как вешалка. Правда. Такая же, как Анжела. Не понимаю, почему ее так тревожило, что у нее полная дочь. Может, я напоминала этим отца? Не знаю.
Жасмин вновь подняла голову:
— Ты не знаешь, как выглядел твой отец?
Хоуп покачала головой:
— Я никогда не видела его. А мать не показывала фотографий. — Она вновь вздохнула и стала беспокойно ходить по комнате.
— Однажды я привела домой после школы троих друзей, — продолжала Хоуп. — Наверное, это было классе в четвертом или пятом. Не помню точно. — На мгновение она задумалась, затем начала рассказывать снова:
— В тот день было жарко, и мы все были очень голодные. Поэтому я вытащила из холодильника двухлитровое ведерко мороженого. Каждому я добавила в мороженое шоколад.
Мы все уселись за кухонный стол. Только мы притронулись к мороженому, как вошла мать. Она с ног до головы оглядела моих друзей. И начала орать, обзывая меня Бочонком с Маслом прямо при всех. Потом она забрала у моих друзей их порции с мороженым и поставила их все передо мной: — Ты так любишь мороженое? — кричала мать. — Ну, давай же! Съешь тогда сама все!
— Она стояла передо мной и заставляла меня есть. А друзья собрались уходить. Мать просто напугала их! Но она заставила их остаться и проверить, что я все съела.
Я заплакала, но мать не реагировала. Она все заставляла и заставляла меня есть мороженое. Она впихнула в меня все четыре порции…
Затем, когда я проглотила последнюю ложку, она схватила меня за голову и окунула в ведерко из-под мороженого. Не поверите, но она заставила меня облизать все внутри! Как собаку! До последней капли!
Я не удержалась:
— Шутишь?!
Но по выражению лица подруги я поняла, что этот жуткий рассказ — чистая правда.
— Ну и ну! — пробормотала с кровати Жасмин. — Ну и ну!
Хоуп повернулась к нам спиной. Ее плечи дрожали. Она пригладила свои взъерошенные светлые волосы.
— Вот почему я не пишу домой маме, — прошептала она.
Я посмотрела на свое начатое письмо. ‹‹Дорогая мама! Здесь в школе кое-что произошло. На пороге общежития был убит парень. Но я не хочу, чтобы ты волновалась. Я думаю…››
Вот что я написала.
— Эй, пойдем выйдем, — предложила Хоуп, пытаясь улыбнуться. — Пойдем же, подышим свежим воздухом! Ну пошли же.
— Я не могу, — ответила Жасмин. — Я должна закончить эту главу. Кроме того, уже поздно.
На лице Хоуп было написано огорчение. Она повернулась ко мне:
— А ты, Идэн?
Я медлила. Мне хотелось закончить письмо, а потом поваляться в теплой ванне. Но я решила, что сейчас гораздо важнее поддержать Хоуп.
— Пойдем, — согласилась я. — Только надену рубашку. Подожди.
Хоуп заулыбалась.
Я подошла к шкафу и вытащила сине-желтую рубашку с эмблемой ‹‹Лиги Плюща››
— Хоуп, а куда мы пойдем?
Ее глаза загорелись:
— Искать приключения!
Мы прошли пару кварталов к ‹‹Голубой Закусочной››. На самом-то деле это не совсем закусочная, скорее небольшая пиццерия, в которой продают пиво. К тому же это одно из немногих мест в студенческом городке, которое открыто после десяти.
Почти каждый столик был занят. Стоял запах сигарет, пиццы и пива. Голубые лампы на потолке освещали посетителей.
Здесь только голубое освещение. Всегда довольно темно и мрачно. В какое бы время вы ни пришли сюда, всегда ощущение, что на улице полночь.
Поэтому, возможно, мы и любим это место.
Хоуп и я постояли какое-то время у барной стойки, ожидая, пока освободится столик. Мы молчали, пытаясь разглядеть что-либо сквозь дым от сигарет.
Официантки, одетые в короткие голубые юбки и белые блузки, суетились вокруг. Они разносили пиццу и кружки с пивом на больших металлических подносах, пытаясь протиснуться между столиками.
Минут через двадцать или около того освободился столик у дальней стены. Мы с Хоуп рванули туда. Мы заказали пиццу, как только к нам подошла официантка.
Эй, как жизнь?
За соседним столиком два парня и, улыбаясь, смотрели на нас. Один из них ходил со мной на социологию. Довольно симпатичный. У него были короткие золотисто-каштановые волосы и маленькая бородка. И милая улыбка.
Его друг был похож на пирата. На голове у него была повязана красная бандана, из-под которой выглядывали темные кудри.
— Привет, — отозвалась я.
Хоуп опустила глаза.
— Что случилось? — поинтересовался тот, который посимпатичней.
Я пожала плечами:
— Ничего особенного.
Я повернулась к Хоуп. Она еще больше сгорбилась. На лице было написано раздражение. Она продолжала смотреть вниз.
— Что с тобой происходит? — спросила я. — Твоя осанка совсем испортится, — попыталась пошутить я.
Но Хоуп даже не улыбнулась. Внезапно я поняла, что она никогда не смеялась над моими шутками.
Я же откалывала шуточки постоянно. Да-да, именно постоянно. Это, в общем-то, мой образ. Порой я, наверное, бываю даже слишком язвительной.
Но у человека ведь обязательно должно быть чувство юмора, не так ли? Так вот именно так я и веду себя с людьми.
Но только сейчас я осознала, что у меня никогда не получилось вытянуть из Хоуп даже улыбку.
Интересно, что она обо мне думает? Нравятся ли ей мои глупые шутки или она только и мечтает, чтобы я их прекратила?
