Я должна найти остальное. Я должна найти второй куплет.
Ужасающий вой, пронзительный, как сирена скорой помощи, прозвучал так близко за спиной, что я обернулась.
Я окинула взглядом дорогу и промерзшие дворы. Никого. Ни волка, ни человека.
Новый вой прозвучал еще ближе.
Неужели кто-то меня преследует?
Я зажала руками уши, чтобы не слышать этих пугающих воплей; оставшуюся дорогу до дома я буквально пролетела.
Я подбежала к узкой передней двери, когда еще один протяжный вой пробил мое тело ознобом.
Как близко! Этот прозвучал совсем рядом, поняла я.
Кто-то и впрямь меня преследует!
Я вцепилась в дверную ручку. Повернула. Толкнула.
Нет!
Дверь не шелохнулась.
Я повернула снова. Сначала так. Потом эдак.
Толкнула дверь. Потянула на себя.
Заперто.
Я оказалась заперта снаружи!
Еще один устрашающий вой.
И как близко! У самой стены дома!
Меня всю трясло. Горло сдавило паникой. Я отшатнулась от двери.
И увидела, что переднее окно — единственное окно на этой стороне дома — слегка приподнято. Снег облепил стекло и набился в узкую щель.
Я смотрела на эту крошечную щелку.
Потом набрала в грудь побольше воздуха — и бросилась к окну.
Я вцепилась в облепленную снегом деревянную раму. И с громким стоном принялась толкать, изо всех сил толкать ее вверх.
К великому моему удивлению, она с легкостью поддалась.
Я подняла ее до упора. Потом обеими руками ухватилась за подоконник. Я подтягивалась — наверх, наверх! — когда еще один вой разнесся в ночном воздухе.
Как близко!
Как страшно…
Я ввалилась в дом — головою вперед. Тяжело стукнулась коленями и локтями о деревянный пол.
Задыхаясь, я вскочила на ноги. Схватилась за раму и рывком захлопнула окно.
А потом стояла, прислонясь к стене, и прислушивалась. Ожидая, когда смогу восстановить дыхание.
Не разбудила ли я тетю Грету?
Нет. В доме царили темнота и покой. Единственным звуком, который я слышала, было собственное учащенное дыхание.
Еще один вой, на сей раз — где-то в отдалении.
Может быть, мне лишь показалось, что за мною гонятся? Может быть, тот, кто выл, находился на вершины горы, и его вопли разносил ветер?
Все еще тяжело дыша, я отошла от стены. Осторожно пробираясь в темноте, я направилась в маленькую заднюю комнатку, где мы свалили в груду все не распакованные коробки.
В одной из них все еще лежали мои книги.
Я была совершенно уверена, что вместе с остальными упаковала и старую книгу стихов, что читала мне мама.
На черном фоне стены ослепительно белело озаренное лунным светом окно. Я обнаружила коробку с книгами на вершине груды и стащила ее на пол.
Мои руки дрожали, когда я сражалась с упаковочной лентой.
Я должна найти это стихотворение, говорила я себе. Я должна прочесть второй куплет.
Я распахнула коробку и принялась вытаскивать книги. Наверху лежали книжки в мягких обложках. Под ними обнаружилось несколько учебников и школьная хрестоматия.
Как только я вытащила их и бережно разложила на полу, послышался кашель.
Потом — шаги.
Тут кто-то есть! — поняла я.
— Тетя Грета! Это ты? — воскликнула я.
Но голос мне ответил отнюдь не тетин.
— Что ты делаешь? — тихо прохрипел голос.
Зажегся свет.
Я заморгала.
С трудом сглотнула.
Подняла глаза и уставилась на тетю Грету.
— Ты меня напугала, Жаклин! — прокаркала та.
Я вскочила на ноги.
— Ты сама меня напугала! — парировала я, подождав, пока сердце перестанет отчаянно колотиться. — Что у тебя с голосом?
Тетя Грета потерла бледное горло.
— Потеряла, — прохрипела она. — Горло болит ужасно. Застудилась, наверное. Я еще не привыкла к местным морозам.
Ее прямые белые волосы рассыпались по спине. Одной рукой она откинула их за ворот фланелевой ночной рубашки, а другой пригладила выбившиеся пряди.
— Что ты тут делаешь, Жаклин? Зачем возишься здесь среди ночи? — прокаркала она.
— То старое стихотворение, — ответила я. — Я хочу его найти. Я не могу вспомнить второй куплет. Я…
— Книги мы распакуем завтра, — отрезала она.
Она зевнула.
— Я дико устала. И горло болит ужасно. Давай попробуем наконец лечь спать.
Внезапно она показалась мне такой маленькой и хрупкой…
— Прости, — сказала я, выходя из комнаты следом за ней. — Я не хотела тебя будить. Мне не спалось, и вот…
Тут ее взгляд упал на мою куртку, брошенную на кресло в прихожей.
— Ты что, выходила?! — воскликнула она, обернувшись ко мне с испуганным лицом.
— Ну… да, — созналась я. — Я думала, если немножко пройдусь…
— Тебе нельзя гулять посреди ночи, — сказала тетя. Она потерла свое больное горло и сердито прищурилась.
— Прости, — пробормотала я. — А что тут, в сущности, такого? Что ужасного в том, чтобы выйти куда-то ночью?
Она замялась, покусывая нижнюю губу, как делала всегда, когда задумается.
— Это попросту опасно. Вот и все, — прошептала она наконец. — Ну как провалишься в снег или еще что-нибудь случится? Ну как ты ногу сломаешь? Здесь никто к тебе на помощь не выйдет.
— А я докачусь колбаской! — пошутила я и рассмеялась, но она ко мне не присоединилась.
Я буквально чувствовала, что у нее на уме что-то еще. Ее волновало вовсе не то, что я могу упасть. Ее волновало нечто совсем другое.
Но говорить об этом она не хотела.
Неужели это как-то связано с дикими завываниями?
Неужели это как-то связано со снеговиком на вершине горы, о котором предупреждал меня Конрад? Со снеговиком, о котором тетя сказала, что это всего лишь местные предрассудки?
Я зевнула. Меня наконец-то потянуло в сон. Хотелось спать, а не ломать над всем этим голову.
Я обняла тетю Грету за изящные плечи и проводила через холл в ее комнату.
— Прости, что разбудила, — прошептала я. Затем пожелала спокойной ночи и поднялась по лесенке в свою комнатенку на чердаке.
Зевая, я сняла джинсы и свитер и бросила на пол. Потом запрыгнула в постель и натянула одеяло до подбородка.
Бледный свет луны по-прежнему лился в круглое окошко на другом конце комнаты. Я закрыла глаза. Снаружи больше не было слышно завываний. И вообще не доносилось ни звука.
Я зарылась головой в мягкую подушку. Новая постель все еще была жесткой. Но я настолько вымоталась, что мне уже стало все равно.
Я уже засыпала, когда чей-то шепот вплыл в комнату.
— Берегись снеговика, Жаклин… Берегись снеговика…
