— С помощью Моласара.
Магда ушам своим не поверила.
— Нет, папа, только не это!
Отец жестом остановил ее.
— Погоди, ты не дослушала. Моласар предложил мне стать союзником в борьбе с немцами. Не понимаю, какая ему от меня польза, но сегодня ночью надеюсь узнать и в свою очередь попрошу Моласара заняться Кэмпффером.
— Но нельзя заключать сделку с чудовищем! Где гарантия, что потом он не убьет и тебя?
— Мне не дорога моя жизнь. На карту поставлено гораздо большее. Кроме того, у Моласара есть какой-то свой кодекс чести. Пожалуй, ты судишь о нем слишком сурово. Как женщина, а не как ученый. Моласар — продукт своей эпохи, а то были кровавые времена. К тому же ему присуще чувство национальной гордости, и само присутствие немцев здесь, в замке, претит ему. Этим я и собираюсь воспользоваться. Он считает нас своими соплеменниками-валахами и расположен к нам. Разве не спас он тебя от немцев, на которых ты налетела прошлой ночью? А ведь он легко мог сделать тебя третьей жертвой. В общем, надо попытаться. У нас просто нет выбора.
Магда молча стояла перед ним, стараясь найти еще какой-нибудь вариант, но ничего не могла придумать. То, что предлагает отец, отвратительно, но вселяет хоть какую-то надежду. Может быть, она и впрямь несправедлива к Моласару? Возможно, он стал таким потому, что сильно отличается от них? И воплотил в себе не просто зло, а какие-то более значительные силы? Вот Кэмпффер, тот истинное воплощение зла! Разве не так? Магда мучительно искала ответ и не находила.
— Все это мне не нравится, папа, — только и могла сказать девушка.
— И не надо. Никто не обещал нам легкого решения — вообще никакого решения, уж если быть точным. — Куза не смог подавить зевок. — А теперь я хочу вернуться к себе. Выспаться перед ночным разговором. Набраться сил, чтобы заключить сделку с Моласаром.
— С дьяволом, — прошептала Магда. Никогда еще ей не было так страшно.
— Нет, дорогая. Дьявол носит черный мундир, имеет серебряный череп вместо кокарды на фуражке и называет себя штурмбаннфюрером.
Магда нехотя отвезла отца обратно к воротам и дождалась, пока он исчезнет в дверях башни. Затем поспешила в корчму, все еще в полной растерянности. События развивались слишком быстро. До сих пор вся ее жизнь проходила среди книг, научных поисков, мелодий и нотных знаков. Она была чужда всяких интриг. Голова гудела при мысли о том, чем может кончиться вся эта затея.
Но отец знает, что делает. Магда была в этом уверена. Она инстинктивно противилась идее союза с Моласаром до тех пор, пока не увидела в глазах отца огонек надежды, слабый отблеск того света, который в былые времена превращал любое общение с ним в истинное удовольствие. У отца появился шанс сделать что-то полезное, а не просто сидеть в кресле и позволять за собой ухаживать. Ему просто необходимо было сознавать, что он может принести пользу своему народу… кому угодно. И Магда не могла лишить его этого.
Лишь подойдя к корчме, Магда ощутила, что гнетущее чувство, охватившее ее возле замка, наконец отступило. Она обошла вокруг дома, надеясь найти Гленна. Может быть, он греется на солнышке у задней стены? Но на улице его не было. Не было и в столовой. Магда поднялась наверх и остановилась возле его двери, прислушиваясь. Но из комнаты по-прежнему не доносилось ни звука. Странно, он не производил впечатления «совы» — возможно, читал.
Девушка хотела было постучать, но передумала. Лучше б наткнуться на него случайно где-нибудь, в корчме или в окрестностях, а то еще подумает, что она за ним гоняется.
Вернувшись к себе, Магда услышала жалобный писк птенцов и, подойдя к окну, посмотрела на гнездо. Из него торчали четыре крошечные головки, но матери видно не было. Ничего, скоро прилетит — птенцы были явно голодны.
Девушка взяла мандолину, но, едва тронув струны, отложила ее. Ей было не по себе, а голодный писк птенцов усугублял это состояние. Вдруг, будто решившись на что-то, Магда выскочила в коридор.
Она снова подошла к комнате Гленна, дважды постучала. Ни звука. Поколебавшись, она повернула ручку. Дверь открылась.
— Гленн?!
Но и здесь его не оказалось. Комната была точь-в-точь как у нее. Именно в ней она и жила, когда в последний раз приезжала сюда с отцом. И все же что-то изменилось. Девушка внимательно огляделась. Зеркало. Исчезло зеркало, висевшее над бюро. На его месте виднелось пятно. Должно быть, оно разбилось, а другого так и не повесили.
Магда стала медленно двигаться по комнате. Здесь он стоял, здесь спал, постель так и осталась незастланной. В сильном возбуждении девушка обдумывала, что скажет Гленну, если вдруг он зайдет. Как объяснит свое появление? Никак. Пожалуй, лучше уйти, пока не поздно.
Она уже повернулась к выходу, но тут заметила, как что-то блеснуло из приоткрытой дверцы шкафа. Она не могла удержаться, чтобы не посмотреть, хотя знала, что очень рискует. Впрочем, что в этом плохого? И Магда распахнула дверцу.
В углу лежало то самое зеркало, которое должно было висеть над бюро. Интересно, зачем понадобилось Гленну его снимать? А может, он и не снимал? А просто оно упало, и Юлиу решил не вешать его снова. Помимо прочих вещей, которых было совсем немного, Магда заметила в противоположном углу шкафа длинный футляр высотой почти с нее.
Разбираемая любопытством, Магда опустилась на колени и потрогала — кожаный чехол, жесткий, влажный и сморщенный, был либо очень старым, либо за ним не следили. Что бы это такое могло быть? Магда оглянулась. В комнате по-прежнему никого, дверь открыта, в коридоре все тихо. Сейчас она быстро откроет застежки, посмотрит, что там в футляре, и убежит. Ей просто необходимо знать, что там. Чувствуя себя непослушным любопытным ребенком, исследующим запретные зоны дома, она принялась за застежки. Их было три, и они скрипели, как от песка. Так же заскрипели петли, когда она откинула крышку футляра.
В первый момент Магда не поняла, что перед ней за предмет. Синий, со стальным отливом, металлический, но из какого металла? Он имел форму удлиненного клинка — длинный кусок металла, заостренный на конце, с остро заточенными краями. Похоже на меч. Вот оно что! Меч! Палаш. Не хватало только рукояти, вместо нее из квадрата на тупом конце торчал толстый шестидюймовый шип, который явно вставлялся в гнездо эфеса. Оставалось только соединить клинок с рукоятью, и получится страшное и очень мощное оружие.
Глаза девушки впились в значки на лезвии — оно было все покрыто странными символами. Не просто нарисованными, а выгравированными на металлической поверхности. Девушка пробежала мизинцем по углублениям. Это были рунические символы, совершенно не похожие на виденные ею прежде руны. Она была немного знакома с германскими и скандинавскими рунами, в том числе и относящимися к третьему веку. Но эти были старше. Намного старше. Под ее взглядом руны словно оживали. Этот палаш был древним, настолько древним, что она даже не представляла себе, кто мог его выковать.
