Отец Джимми посмотрел на бумажку в руке монсеньора.
— Привезти ее сюда?
— Да. Они полностью осведомлены о ситуации и придумают, как поступить.
— Не понимаю, отче.
— Они позаботятся о ней и ребенке.
— Что это означает? Она сможет оставить себе ребенка?
— Тише, Джеймс. Ты же знаешь, что это невозможно. Так должно быть.
— Но кто тогда вырастит этого ребенка?
— Ему найдут подходящую семью, которая воспитает его, не зная, кто он и откуда.
— Ханна этого не позволит, отче.
— Поэтому ты должен ее убедить. Или ты считаешь, что нам следует оставить его Витфилдам, чтобы потом страдать от последствий?
— Конечно же, нет.
— Заставь ее думать, что так будет лучше для ребенка, лучше для нее и лучше для Церкви. Ты ведь тоже так считаешь, правда, Джеймс?
Старик буравил его взглядом.
— Да, отче.
— Вот и хорошо. И я с радостью помогу тебе в этом деле.
— Нет, отче. Будет разумнее, если я сделаю это сам. — Джеймс взял у монсеньора листок с адресом и положил себе в карман. — Я свяжусь с вами в Бостоне.
— Как тебе будет угодно. Я в тебя верю, Джеймс.
После этого разговора, воспользовавшись телефоном в приходском доме, отец Джимми позвонил Тери, и они о чем-то шептались минут пятнадцать. Приняв твердое решение по поводу того, что он должен делать дальше, священник отправился к себе в комнату и достал рюкзак с самой верхней полки шкафа. Весь мир для него изменился.
Ханне не разрешали выходить из дома, который принадлежал Летиции Грин и был новым офисом «Партнерства ради Жизни», вот только ни человека, ни организации более не существовало. Оба они были созданы с одной целью — найти идеальную суррогатную мать, поэтому и исчезли оба, когда эта цель была достигнута. «Партнерство ради Жизни» оставалось лишь заголовком на почтовых бланках, а Летиция Грин снова стала Джудит Ковальски. Стоит отметить, что Рики, веснушчатого сына Летиции Грин, который был смыслом всей ее жизни и неиссякаемым источником в ее стремлении привносить радость в жизнь других людей, никогда не существовало.
Теперь Ханна знала это.
Знала она и о том, что в их безумном замысле задействовано много людей, поскольку за время ее пребывания здесь в подвале дома миссис Грин прошло несколько многолюдных собраний. Сидя под замком, Ханна тщетно пыталась подслушать, о чем они говорят. Из всего сказанного ей удалось разобрать лишь постоянно произносимое хором слово «Аминь!». Когда она наблюдала из окна, как участники собрания покидают дом, ей стало ясно, что они — все до одного! — присутствовали на открытии художественной галереи Джолин. В тот вечер они пришли посмотреть не на картины Джолин. Они собрались там, чтобы посмотреть на нее, на «сосуд».
Сам дом имел чисто практическое назначение, поэтому следов уюта в нем совершенно не было. Подвал предназначался для проведения собраний и обсуждения текущих дел Национального общества плащаницы. Комнаты на втором этаже служили для проживания; они были обставлены мебелью мотельного модерна и тщательно убирались, что, как ни странно, придавало им унылый вид.
Большую часть времени Ханна проводила в отведенной ей комнате, а Джолин и Маршалл поочередно ее стерегли. Девушка начала подозревать, что ее незаметно подсадили на успокоительные средства. Казалось, что вся ее непокорность исчезла, а вместо нее пришла апатия ко всему, что с ней происходило. Она только и делала, что спала и ела, ела и спала. Иногда она бродила по дому, прогуливаясь по комнатам и глядя в окна, но при этом никогда не исчезала из виду своих тюремщиков.
Улица была ей незнакома. Казалось, прошло мгновение — и она перенеслась из дома Рут и Герба на Фол-Ривер и очутилась неизвестно где! Из окон было видно, что на противоположных домах уже развесили рождественские гирлянды, отчего она задавалась вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как ее сюда привезли. Ханна знала, что ребенок должен был появиться в скором времени, так как на днях подслушала разговор доктора Йохансона с Витфилдами о возможности искусственных родов.
— Чем скорее мы от нее избавимся, тем лучше, — сказал тогда Маршалл.
— А что, если мы навредим ребенку? — спросила Джолин.
Доктор Йохансон заверил ее, что об этом не стоит беспокоиться.
— Все равно искусственные роды — это неправильно, — настаивала Джолин. — Это не должно случиться таким образом.
Ответ Маршалла охладил ее:
— Мы с самого начала знали, что будет нелегко. У нас нет выбора. Девчонка для нас — угроза.
Угроза?
Вдруг Ханна почувствовала на себе его взгляд и отпрянула от окна.
Весь день небо висело низко, обещая снег, который начал срываться только к вечеру. Сумерки окутали улицу, и лишь дуговые лампы заправочной станции на углу, которая сверкала, словно коммутаторный зал, стойко держали оборону. Ханна заметила одного из работников станции, который разгонял снег метлой, и двух клиентов, стоявших под навесом и, по-видимому, обсуждавших погоду. Девушка подумала, что снег и огни станции ее обманывают, потому что на расстоянии те двое выглядели как отец Джимми и Тери.
Разве это возможно? У мужчины были черные волосы, а у стоящей рядом с ним женщины — шапочка, похожая на ту, что носила Тери. Вдруг ей захотелось открыть окно и закричать им, но она сумела побороть в себе этот порыв. Вместо этого девушка спокойно вернулась в кровать и положила голову на подушку. Если это и в самом деле были отец Джимми и Тери, то она могла сделать единственно правильный вывод: они знали, где она находится, и у них есть план, как ее спасти.
— Что значит, у вас нет плана?
Тери стучала ботинком о воздушный насос, вероятно пытаясь избавиться от снега, налипшего на подошвы, но также и с целью выпустить пар. Не для того она проделала весь этот путь, чтобы теперь стоять здесь и ждать, когда на них снизойдет озарение. Но невозмутимый вид отца Джимми успокоил ее.
— Мы заберем Ханну оттуда, — сказал он.
— Это-то мне понятно, отче. Но как?
— Думаю, мне придется с ними поговорить.
— Что? — переспросила женщина, не уверенная, что расслышала его. — Вы хотите просто пойти туда и заявить, что пришли за Ханной? Неужели вы рассчитываете на то, что эти люди скажут: «О, нет проблем, падре»? Отче, простите меня за такие слова, но я думаю, что вы не в своем уме.
— Господь будет направлять нас.
— Отлично! Может, Господь и будет вас направлять, но сомневаюсь, что у него найдется план и для меня.
— Наименьшее, что они могут сделать, так это поговорить с нами.
— Ненавижу портить другим веселье, но неужели беседа может помочь?
