— Я благодарен вам, сэр, за то, что вы меня создали.
Из кухни Виктор вернулся в столовую, потом в гостиную, в прихожую.
— Патрик, ты понимаешь, почему проникновение в религиозные организации для моих людей столь же важно, что и проникновение в другие сферы человеческого общества?
Отцу Дюшену не пришлось раздумывать над ответом: он был заложен в программе.
— Много лет спустя, когда придет время ликвидировать ту часть Старой расы, которая еще останется, они нигде не должны найти ни убежища, ни поддержки.
— Они не смогут обратиться к государству, — согласился Виктор, — потому что государством станем мы. Не смогут обратиться ни в полицию, ни к армии… ни к церкви.
— Мы должны избежать разрушительной гражданской войны, — цитировал отец Дюшен программу.
— Именно. Вместо гражданской войны… очень гражданское уничтожение. — Виктор открыл входную дверь. — Патрик, если ты когда-нибудь почувствуешь себя… в каком-то смысле… ущербным… полагаю, ты придешь ко мне.
— Ущербным? — осторожно спросил священник. — О чем вы?
— Оторвешься от реальности. У тебя появятся сомнения в осмысленности своего существования. Тебе покажется, что твоя жизнь лишена цели.
— О, нет, сэр. Я знаю свою цель, и я ей предан.
Виктор долго вглядывался в глаза отца Дюшена, прежде чем сказать: «Хорошо. Это хорошо. Потому что те из вас, кто служит мне в церкви, подвергаются особому риску. Религия может соблазнить».
— Соблазнить? Не понимаю, как. Это же такая ерунда. Иррациональное.
— Иррациональное и даже хуже, — кивнул Виктор. — Если была бы жизнь после жизни и был бог, он бы ненавидел тебя за то, что ты такой. Он бы нашел тебя и отправил в ад. — Виктор вышел на крыльцо. — Спокойной ночи, Патрик.
— Спокойной ночи, сэр.
Закрыв дверь, отец Дюшен стоял в прихожей, пока его ноги не перестали держать тело.
Он понял, что ему нужно сесть, шагнул к лестнице, опустился на одну из ступеней. Сцепил пальцы рук и держал вместе, пока в них не утихла дрожь.
Тут до него дошло, что он не запер дверь. Прежде чем его создатель смог открыть ее и уличить его в предательстве, он расцепил руки, сжал пальцы в кулаки и забарабанил ими по бедрам.
Стоя у складного стола, который служил Харкеру и рабочим, и письменным, Дукалион просматривал лежащие на нем книги.
— Анатомия. Биология клетки. Молекулярная биология. Морфология. Вот это психотерапия. Но все остальные… человеческая биология.
— А чего ради он построил вот это? — Карсон указала на огромный экран, подсвеченный сзади, где висели рентгеновские снимки черепов, позвоночников, грудных клеток и конечностей.
— Он чувствует, что в нем чего-то не хватает, — ответил Дукалион. — И давно уже пытается понять, чего именно.
— Вот он и изучает картинки в биологических книгах, сравнивает рентгеновские снимки других людей со своими…
— А когда это ему ничего не дало, — вмешался Майкл, — он начал вскрывать настоящих людей и копаться в их внутренностях.
— За исключением Оллвайна Харкер выбирал людей, которые казались ему цельными, у которых, по его мнению, было что-то, отсутствующее у него.
— По словам Дженны, — добавил Майкл, — Харкер сказал ей, что хочет найти у нее внутри нечто такое, благодаря чему она счастливее, чем он.
— Вы хотите сказать, что Харкер, если исключить жертвы Прибо, убивал не случайных людей? — спросила Карсон. — Только тех, кого знал?
— Именно так, — кивнул Дукалион. — Людей, которых считал счастливыми, цельными, уверенными в себе.
— Бармен. Владелец химчистки. — В голосе Майкла слышалось сомнение.
— Харкер, скорее всего, время от времени выпивал в том баре. И, думаю, вы найдете фамилию владельца химчистки в его чековой книжке. Он знал этих людей точно так же, как знал Дженну Паркер.
— А это зеркало Алисы? — Майкл указал на трехстворчатое зеркало в углу чердака.
— Он стоял перед ним голый, — ответил Дукалион. — Изучал свое тело в надежде найти какое-нибудь отличие, нехватку чего-либо… что угодно, позволяющее понять, почему он чувствует себя неполным, ущербным. Но это было до того, как он начал… заглядывать в чужие внутренности.
Карсон вернулась к книгам, лежащим на столе, начала открывать их одну за другой на страницах с закладками в надежде узнать, что именно заинтересовало Харкера.
— И что он теперь будет делать? — спросил Майкл.
— Что он и делал, — ответил Дукалион.
— Но он в бегах, скрывается. У него нет времени готовить свои… вскрытия.
Дукалион ответил ему в тот самый момент, когда Карсон взяла книгу по психотерапии: «Сейчас он особенно остро чувствует безысходность. А безысходность усиливает навязчивость идеи…»
В этой книге закладкой служила визитная карточка Кэтлин Берк с датой ее третьей беседы с Харкером, на которую он так и не пришел.
Карсон повернулась, посмотрела на коллаж.
Они содрали первые три слоя, так что на нее смотрели лица Фрейда, Юнга… Психиатров и психологов.
Карсон вспомнила слова Кэти, произнесенные прошлой ночью перед этим самым зданием: «Но у нас с Харкером установилось… полное взаимопонимание».
Майкл, как всегда, видел ее насквозь.
— Есть что-нибудь?
— Кэти. Она следующая.
— Как ты узнала?
Она показала ему визитную карточку.
Майкл взял ее, повернулся с карточкой к Дукалиону, но гигант исчез.
Толика дневного света еще оставалась, но она быстро растворялась в черных, как сажа, облаках, так что тени наступали, грозя окончательно поглотить серые остатки света.
Долгие часы тележка из супермаркета, наполненная пакетами с жестяными банками, стеклянными бутылками и прочим мусором, за который можно было выручить какие-то деньги, стояла там, где и оставил ее бродяга. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания.
Рэндол Шестой, который уже вылез из контейнера, хочет откатить тележку в менее подозрительное место. Может, благодаря этому труп в контейнере обнаружат позже.
Он берется обеими руками за ручку, закрывает глаза, представляет себе, что на мостовой нарисована полоска из кроссворда с девятью клеточками, и начинает произносить по буквам слово шопоголик. Но произнести слово до конца ему не удается, потому что происходит удивительное.
Тележка начинает катиться, колеса стучат по неровной мостовой, но движение тележки на удивление плавное и непрерывное. Такое плавное и непрерывное, что Рэндол понимает: ему сложно отмерять шаги буквами, которые он помещает в воображаемые клетки, одну за другой.
