От кучки инженеров, что контролируют самолетик доносятся обрывки фраз: 'московская пробка на Садовой… на Пантелеймоновском мосту грузовик раком стоит… нет, там не проехать… Второй Садовый мост — чисто, у Адамини с десяток стоячих…'.
Понимаю, что самолет делает достаточно широкий облет местности, а вертолетик более прицельно болтается над самим полем. Доносится лязг и грохот. Сначала не понимаю, что это, потом в просвет между блоками гранита вижу реанимированный БАТ, архаично выглядящее гусеничное чудовище, которое сейчас пробивает дорогу среди брошенных машин по набережной Лебяжьей канавки — неглубокого и неширокого канала, который отделяет от нас Летний сад. Ясно, ломится БАТ на Пантелеймоновский мост, видно все пока идет по плану — мы высадились в центре Марсова поля, теперь значится, другие блок-группы занимают мосты, а их тут куча и перекрывают на них возможный доступ мертвякам. Прачечный мост видно уже заблокировали, потому что на Пантелеймоновский и оба Садовых моста сразу после него должны были выдвигаться.
— У дома Адамини морф. Внимание пошел к Трехколенному мосту!
Странно, я такие название впервые слышу. С другой стороны мне-то пофиг всю жизнь было какой мост тут как называется, а вот корректировщикам точность важнее, чем королям. Так-то все просто было, когда на карте смотрели перед операцией — все эти достопримечательности расположены на Первом Адмиралтейском острове. Летний сад — тоже как бы часть. Потому как Лебяжья канавка — она канавка и есть. Вот и получается — прямоугольник — Летний сад, прямоугольник — Марсово поле. Вот сейчас Марсово поле практически под живыми все. Замечаю, что наши начинают слезать с гранита. На их место лезут новоприбывшие — и народу заметно прибавляется.
Спрашиваю вертолетчика прямо в его затылок, достаточно, к слову сказать своеобразный — потому как у молодого в общем мужика там седой клок и вразброс рыжая и черная волосня, что в целом очень оригинально выглядит, причем явно раскрас свой, не крашеное. Первый раз такое вижу.
— Куда это Охотничья команда двинула?
Тот свысока, не повернув голову, бросает: 'На морфа выводим!'.
Поворачиваюсь к Надежде. Она смотрит вопросительно.
— Слушай! Я мигом! Когда еще доведется тут бегать. Если что — я галопом обратно!
Она кивает, но смотрит неодобрительно. Ладно, неважно.
Успеваю в самый раз — все уже на броне и как только забираюсь к ним, трогаемся.
Дикое ощущение — ехать на броне по Марсовому полю.
— Ну и зачем? Сидел бы на месте, спокойнее бы было — неодобрительно замечает Андрей.
— Да ладно, когда еще здесь побывать удастся.
— Баловство…
А больше нам разговаривать не приходится, БТР огибает кусты сирени, и мы видим набережную реки Мойки и совершенно неожиданно — прямо за кустами странную фигуру, которая в первый момент совершенно непонятна, пока до меня не доходит, что это невезучая невеста, сейчас скорее напоминающая роскошную куклу, провалявшуюся год на помойке. Бедной девчонке не повезло в самый ее торжественный день, шарится теперь неприкаянно. Кто-то из наших походя срезает ее одним выстрелом, пока я тупо таращился. Кульком грязного тюля она валится в ярко-зеленую траву.
— А жених, поди, свалил — замечает Андрей.
— Нифига. Вон он — возражает Ильяс с другого борта.
БТР останавливается. В поле зрения на фоне буйной роскоши деревьев Михайловского сада десяток грязных ковыляющих фигур. Морфа я не вижу, обычные 'сонные'.
— Который? — глядя в прицел своей винтовки, спрашивает Андрей.
— Слева третий.
— А, да. Точно.
Винтовка грохает.
— Да что вы ерундой занимаетесь, морфа снимайте! — высунувшись из люка, злится майор.
— Не наблюдаю — говорит Андрей.
— Тоже — подтверждает Ильяс.
— Глаза протрите — на мосту за перилами сидит, на нас смотрит!
— Так Еноту сподручнее!
— Не хочет эстет решетку ограждения калечить очередями.
— Ладно, сейчас…
Морф тут оказался непуганый — так глупо и просидел, пока в него целились. А потом и драпать ему было поздно. Да и некрупный морф был. Невелика победа, если честно… Ну да, любая работа — пустяк, когда не сам ее делаешь…
Упокоили быстро остальных, подъехав поближе и работая наганами, чтоб потише получилось. Проехали вперед, как раз к Второму Садовому мосту, где морф сидел. Я так и не понял, почему изодранный парень с оторванной штаниной показался обоим снайперам именно женихом. Неожиданно Рукокрыл бойко спрыгнул с брони и, пробежав несколько шагов в сторону, подобрал какой-то странный предмет с асфальта.
Предмет оказался пыльной, но внушительной шляпой-треуголкой, как сюда попала эта старинная вещица, да еще и не простая, а обшитая золотым галуном не понятно. Хотя…
— Зачетная шляпа! — гордо говорит нашедший.
— Ага. Петра Первого — отзывается Саша.
Все хоть искоса, но кидают взгляды на находку.
— А ты откуда знаешь? — удивляется курсант.
— Да это-то понятно. Может и сам Петр Первый сейчас тут лазит. Или даже вместе с Екатериной Первой на пару. Как эта невеста с женихом — отвечаю я курсантеру.
— Ю о кей? Головой не ударялся? — заботливо спрашивает меня Рукокрыл.
— Да просто все — тут вон в ресторанчике — видишь домик с тентом сразу за мостом? Так там все время свадьбы играли. Потому тут паслись постоянно актеры — ну такие, чтоб с ними туристы фотографировались. Ясно дело — в костюмах Петра Первого и его супруги.
— Тут зачетный Петр Первый был, фактурный такой, долговязый. А то вон у Спаса на Крови такой мелкий Петр околачивался, не внушительно — откликается и Саша.
— А что-то вы растренделись, соколы! Отставить разговоры! Вести наблюдение! — осекает нас Ильяс.
Затыкаемся, внимательно смотрим по сторонам. БТР вкатывается на мост, на самую горбину, но вокруг все тихо, и хоть это и глупо, но то, что я не вижу тут ни Петра, ни Катерину почему-то радует. Вообще-то все как-то очень обыденно. Даже и странно. Прикрываем группу мужиков, которые тут же на мосту начинают возводить заграждение, работают шустро и тоже как-то очень обыденно. Одновременно другая такая же артель бойко перекрывает движение по набережной. Ильяс отщелкивает редких зомби, которые ковыляют к нам, пользуя даже не винтарь, а Калашников с ПБСом… От нечего делать замечаю ранее не замеченную деталь — ограда моста, которую не захотел курочить из пулемета Енот очень не политкорректная, прямо сказать — фашистская ограда-то. В орнаменте основную роль играют древнеримские фаши — связки прутьев с топориком ликторов. Символ власти что в период Древнего Рима, что у Муссолини.
