Он задремал.
Густые кусты, растущие вдоль ручья, зашуршали. Из листвы вынырнул мальчик. Ему было лет тринадцать, а возможно, и десять. Для своего возраста он был довольно высоким. На нем были только шорты. Тело его было очень загорелым, почти черным, и лишь повыше талии шла странная белая полоска. В правой руке он держал нож для разделки мяса. Лезвие было длиною в фут, и кончик его был зазубрен. Оно жарко сияло на солнце.
Мягко, слегка пригнувшись, он подкрался к Ларри. Глаза его были зеленовато-голубого цвета, цвета морской воды. Уголки их слегка поднимались вверх, придавая ему что-то китайское. Смотрели они свирепо, безо всякого выражения. Он поднял нож.
Мягкий, но твердый женский голос сказал:
— Нет.
Он обернулся, склонив голову набок и прислушиваясь. Во взгляде его одновременно сквозили вопрос и разочарование.
— Мы будем наблюдать за ним, — сказал женский голос.
Мальчик помедлил переводя взгляд с ножа на Ларри и опять на нож с откровенно кровожадным выражением, а потом вернулся тем же путем, что и пришел.
Ларри продолжал спать.
Когда он проснулся, первое, что он ощутил, было хорошее самочувствие. Вторым его ощущением был голод. Третьим стало впечатление, что с солнцем что-то неладно — оно продвинулось по небу в обратном направлении. Четвертым было желание, простите за выражение, поссать, как скаковая лошадь.
Вставая и прислушиваясь к восхитительному потрескиванию сухожилий, он понял, что не просто вздремнул, а проспал целую ночь. Он взглянул на часы и понял причину солнечной аномалии. Было двадцать минут десятого утра. Голоден. В большом белом доме наверняка окажется какая-нибудь еда. Консервированный суп, а может быть, солонина. В животе у него заурчало.
Прежде чем отправиться в дом, он разделся, встал на колени перед ручьем и стал брызгать на себя водой. Он заметил, насколько костлявым стало его тело. Потом он встал, вытерся рубашкой и снова натянул брюки. Пара камней поднимала свои влажные черные спины над ручьем, и он перешел по ним на другой берег.
На полпути к дому в голове у него всплыла мысль, словно пузырь, который поднялся на поверхность и лопнул. Произошло это непреднамеренно, но следствия этой мысли заставили его замереть на месте.
А мысль была следующая: «Почему ты не ехал на велосипеде?»
Он стоял посередине лужайки, пораженный ее простотой. Он шел пешком с тех пор, как отправил «Харли» в канаву. А ведь он мог крутить педали и, возможно, уже оказаться на побережье, выбирая себе подходящий коттедж и заготовляя запасы продовольствия.
Он засмеялся.
Позади, там где кусты были гуще всего, за ним наблюдали зеленовато-голубые глаза. Они видели, как он поднялся по крыльцу и открыл парадную дверь. Они видели, как он вошел в дом. Потом кусты зашуршали. Сквозь них продирался мальчик с зажатым в руке ножом.
Рука погладила его по плечу. Мальчик немедленно остановился. Появилась женщина. Фигура ее была высокой и крупной, но казалось, что кусты вокруг нее даже не шелохнулись. У нее были густые, роскошные черные волосы, в которых попадались отдельные пряди чистейшего белого цвета. Они были заплетены в косу, перекинутую вперед и доходившую ей до груди. Когда вы смотрели на эту женщину, вы сначала замечали, насколько она высокая, а потом ваш взгляд привлекали ее волосы, и вы почти осязали глазами их грубоватую, но словно смазанную маслом фактуру. И если вы были мужчиной, то вы начинали думать о том, как она будет выглядеть с распущенными волосами, когда они разметаются по подушке при свете луны. Вы начинали думать о том, какой она будет в постели. Но она еще не знала мужчин. Она была девственницей. Она ждала. У нее были сны. И снова она задумалась о том, не будет ли этот мужчина первым.
— Подожди, — сказала она мальчику.
Она повернула к себе его искаженное лицо. Она знала, в чем было дело.
— С домом будет все в порядке. Он не станет вредить дому, Джо.
Он отвернулся от нее и посмотрел на дом обеспокоенным, страстным взглядом.
— Когда он выйдет, мы последуем за ним.
Он злобно затряс головой.
— Да, мы должны так поступить. Я должна. Она ощутила это с необычайной силой. Возможно, он не окажется тем самым, но он будет звеном в той цепи, за которую она держалась все эти годы. Цепи, которая в настоящий момент приближалась к концу.
Джо — это было его ненастоящее имя — яростно вскинул нож, словно желая пронзить ее. Она не стала ни защищаться, ни спасаться бегством, и он медленно опустил его. Потом он повернулся к дому и ткнул ножом в его направлении.
— Нет, ты этого не сделаешь, — сказала она. — Потому что он живой человек, и он приведет нас к… — Она замолчала. «К другим живым людям, — хотела она сказать. Он живой человек, и он приведет нас к другим живым людям.» Но она не была уверена, что хотела сказать именно это, но даже если и так — то это было все, что она хотела сказать. Два противоположных желания уже начали разрывать ее на части и она пожалела о том, что они встретили Ларри. Она снова попыталась погладить мальчика, но он злобно отскочил в сторону и уставился на дом горящими, исполненными ревности глазами. Через какое-то время он снова скользнул в кусты и метнул в нее обиженный взгляд. Она последовала за ним, чтобы убедиться, что с ним все будет в порядке. Он лег и свернулся калачиком, прижав нож к груди. Он вложил большой палец в рот и закрыл глаза.
Надин вернулась к тому месту, где ручей образовывал небольшое озерцо, и опустилась на колени. Зачерпнув воду руками, она утолила жажду и устроилась наблюдать за домом. В глазах ее светился покой, а лицо ее очень напоминало Мадонну Рафаэля.
Позже в тот день Ларри ехал на велосипеде по трехрядной полосе шоссе N9. Впереди возник зеленый люминесцентный дорожный знак, и Ларри остановился, чтобы рассмотреть его. С некоторым удивлением он прочел: МЭН, ЗОНА ОТДЫХА. Он не верил своим глазам: сколько же он прошел пешком, обезумев от страха? Он уже собирался вновь отправиться в путь, но в этот момент нечто — какой-то звук, раздавшийся в лесу или у него в голове — заставило его резко оглянуться. За спиной у него не оказалось ничего, кроме уходящего назад в Нью-Хемпшир шоссе N9.
С тех пор, как он оставил большой белый дом, позавтракав там только сушеными отрубями и консервированным сыром, который он намазал на слегка лежалые крекеры, у него несколько раз возникало чувство, что за ним кто-то следит. Он слышал нечто, а возможно, даже видел нечто краем глаза. Но это не пугало его. Чувство того, что за ним наблюдают, не было связано ни с галлюцинациями, ни с бредом. Если кто-то наблюдает за ним, но предпочитает держаться подальше, то, может быть, его просто боятся. А если они боятся бедного исхудалого старину Ларри Андервуда, который настолько перетрусил, что даже не может ехать на мотоцикле со скоростью двадцать пять миль в час, то, по всей видимости, их нечего опасаться.
