Она была укрыта толстым живым одеялом из пчел; ее открытые, но невидящие глаза взирали словно из глубины пещеры, стены которой образовали мириады ползающих, сталкивающихся друг с другом, гудящих пчел.
– А если барабаны смолкнут? – спросил Джеффри тихим, каким-то бессильным голосом, и в ту же секунду барабаны замолчали.
а од о мг ов и
Не веря своим глазам, Пол посмотрел на последнюю строчку, затем поднял «Ройал» – он регулярно поднимал машинку, когда Энни не было в комнате, поднимал и поднимал, Бог весть зачем, – и еще раз потряс. Вновь щелчок, и опять из машинки на доску, заменявшую Полу письменный стол, выпал кусочек металла.
Из-за окна доносилось рычание ярко-голубой газонокосилки Энни – она подстригала траву и очень старалась выполнить свою работу аккуратно, чтобы не дать гребаным Ройдманам пищи для пересудов в городе.
Пол опустил машинку на доску, чтобы как следует осмотреть свой новый трофей. При ярком свете послеполуденного солнца он осмотрел то, что обнаружил. Недоверчивое выражение его лица не изменилось.
Выпуклые, перепачканные черной краской металлические литеры:
Е е
Словно продолжая развлекаться, старый «Ройал» выбросил едва ли не наиболее часто встречающуюся в речи букву алфавита.
Пол взглянул на календарь. На открытой странице календаря был изображен цветущий луг. Май. Пол вел счет дням на листке бумаги, и, согласно его самодельному календарю, сегодня было 21 июня.
Все равно идут эти душные, скучные, страшные летние дни, с горечью подумал он и швырнул металлическую литеру приблизительно в направлении мусорного ведра.
Ну ладно, а что делать теперь? – спросил он себя, но ответ, разумеется, был предсказуем. Письмо от руки. Вот что ему наверняка предстоит.
Но не сейчас. Не важно, что несколько минут назад он рвался вперед, как глава семейства, чей дом охвачен огнем, поскольку ему хотелось рассказать, как Йен, Джеффри и их удивительный помощник Езекия попали в засаду, расставленную воинами бурка, чтобы вся компания оказалась перед лицом идола с женским лицом; сейчас Пол почему-то почувствовал, что очень устал. С жестким треском захлопнулись ворота, через которые ранее можно было проникнуть при помощи белого листа.
Завтра.
Завтра он начнет писать ручкой.
К черту ручку. Жалуйся руководству, Пол.
Никогда он не пойдет на это. Слишком раздражительной стала Энни.
Он прислушивался к монотонному гудению газонокосилки, видел тень Энни на траве, и, как это часто случалось, когда он думал о раздражительности Энни, ему вспомнился топор, который поднимается над его ногой, затем опускается. Жуткое неподвижное мертвое лицо, забрызганное его кровью. Он помнил все с поразительной ясностью. Каждое слово, сказанное ею, каждое слово, выкрикнутое им, скрежет топора, вынимаемого из разрубленной кости, кровь на стене. Кристально ясная картина. Он – это также часто с ним случалось – попытался заслониться от этого воспоминания и обнаружил, что уже поздно.
Поскольку кульминацией сюжета «Быстрых автомобилей» была автокатастрофа, едва не закончившаяся гибелью Тони Бонасаро, отчаянно стремившегося уйти от полиции (за описанием катастрофы следовал эпилог, в котором коллега покойного лейтенанта Грея проводил допрос с пристрастием в больничной палате Тони), Пол беседовал со многими жертвами катастроф. И от них он слышал кое-что любопытное. Конечно, разные люди говорили по-разному, но все их воспоминания, в сущности, сводились к одному и тому же: Я помню, как сел в машину, и помню, как очнулся здесь. Между этими событиями – провал.
Почему ничего подобного не случилось с ним?
Потому, Пол, что писатели запоминают все. Особенно все, что связано со страданиями. Раздень писателя догола, укажи на любой крошечный шрам, и ты услышишь историю о том, как он появился. Большие повреждения порождают романы, а не амнезию. Талант – полезная вещь для писателя, но единственное непременное условие – это способность помнить историю каждого шрама.
Искусство – это упорство памяти.
Кто это сказал? Томас Сас? Уильям Фолкнер? Синди Лопер?
Это последнее имя вызвало у него одно воспоминание, в данных обстоятельствах довольно горькое. Он почти услышал характерный икающий голос Синди Лопер, весело распевающей «Девчонки всегда веселиться хотят»: Папочка, знаешь, чего все девчонки хотят?/Девчонки всегда веселиться хотят. /Когда не работают или не спят, /девчонки всегда веселиться хотят.
Вдруг он ощутил такую настоятельную потребность послушать рок-н-ролл, что даже потребность закурить не могла с ней сравниться. Не обязательно Синди Лопер. Любой певец сойдет. Господи, да сойдет и Тэд Ньюджент.
Топор опускается вниз.
Со свистом.
Не думай об этом.
Глупо. Он постоянно повторяет, что не должен думать об этом, хотя отлично знает: это воспоминание застряло у него в мозгу как кость в горле. И что же, он так и оставит его или будет мужчиной и наконец выплюнет?
Сегодня у Пола Шелдона, кажется, день воспоминаний. Теперь ему вспомнился Оливер Рид, сумасшедший, но убедительно рассуждающий ученый из фильма Дэвида Кроненберга «Стая». Своим пациентам в Институте психоплазмы (это название в свое время показалось Полу дурацким) он говорил: «Пройдите через это! Пройдите до конца!»
Что ж… возможно, этот совет не так уж плох.
Один раз я прошел через это. Мне хватило.
Чепуха. Если достаточно пройти через что-то один раз, он бы не писал книги, а продавал пылесосы, как его отец.
Тогда пройди через это. Пройди до конца, Пол. Начни с Мизери.
Нет.
Да.
К черту.
Пол откинулся на подушку, прикрыл ладонью глаза и, вольно или невольно, пошел через это.
Пошел, чтобы дойти до конца.
Он не умер и не уснул, но через некоторое время после «операции» Энни боль ушла. Он просто уплыл прочь, оторвался от собственного тела, превратился в чистый сгусток мысли, улетел вверх, как воздушный шарик, вырвавшийся на свободу.
