— И что, это можно сделать так просто? — удивился Малколм. — Ты не особо похож на итальянца.
— Он тоже не походил, — заверил Брант. — Итальянцем был его прадедушка сто лет назад, причем «Пеппино» — это его имя, а не фамилия, но из-за незнания английского он перепутал их местами, заполняя иммиграционный бланк… Такие истории мне Фред как раз охотно рассказывал. Конечно, за близнецов бы нас никто не принял, но ты удивишься, как легко проделать подобный финт. Снимаешь квартиру под новым именем, дожидаешься, пока начнут приходить счета, идешь с ними в DMV[22] — «мне нужна новая водительская лицензия в связи с новым адресом». Фотка на твоей старой, конечно, не совсем похожа, но ничего такого, что нельзя объяснить «отпустил бороду/полысел/похудел», и кто там будет разглядывать эту маленькую картинку в лупу? У тебя просят доказательства, что ты живешь по новому адресу, ты предъявляешь счета, тебя тут же щелкают на новое фото и выдают новую лицензию с новым именем, новым адресом и твоей фотографией. И все, у тебя стопроцентно подлинное ID[23], которое теперь можно рассматривать даже в лупу.
— Все равно, это же незаконно, — заметил Малколм.
— Ну, в принципе, да. Полиция легко бы нас разоблачила, ведь у нее есть наши отпечатки. Но если больше не конфликтовать с законом и вообще не попадать в ситуации, когда у тебя снимают отпечатки пальцев, то можно жить спокойно, не вызывая подозрений. Конечно, это означает некоторые ограничения — нельзя, например, получить лицензию на оружие…
— Почему этот Пеппино просто не попросил защиты у полиции? Есть же программа защиты свидетелей…
— «Сукин сын» хотел отомстить ему вовсе не за показания в суде. Фред опять-таки не пожелал посвятить меня в подробности их конфликта, но, видимо, это было дело такого рода, что рассказывать о нем полиции для Пеппино вышло бы себе дороже. Как я понимаю теперь, скорее всего это было что-то, связанное с сексом. Вероятно, Пеппино трахнул его жену, которая была согласна, но, будучи поймана мужем, заявила, что это было изнасилование, а скорее даже — несовершеннолетнюю племянницу или дочь. «Сукин сын», соответственно, тоже хотел разобраться с ним без помощи полиции, поскольку это «вопрос семейной чести».
— И ты не побоялся, что он разберется с тобой вместо него?
— Ну, во-первых, я исходил из того, что у меня в запасе десять лет, за которые с мстителем еще неизвестно что случится, а во-вторых — что если он все-таки придет меня убивать, то увидит, что я — не Фред.
— Мало ли как меняются люди за десять лет, — усмехнулся Малколм, глядя в упор на своего визави.
— Ну, в общем, да… у меня была мысль измениться еще сильнее. Впервые она возникла, когда мне только предъявили обвинение — изменить внешность и бежать. И я знал одного пластического хирурга, который мог бы помочь мне с этим. У него не было оснований мне симпатизировать, но и не было больше права оперировать законно, так что я был единственным клиентом, который согласился бы оплатить его профессиональные услуги, пусть и не так дорого, как ему платили прежде… Но мои попытки отыскать Каттериджа оказались безуспешными, а потом дергаться стало уже поздно. После выхода из тюрьмы я снова вернулся к этой идее — оказалось, что, пока я сидел, Эдвин сам отправил мне е-мэйл с приглашением приехать…
«Выходит, он все же просмотрел свой ящик уже после того, как там порылся Карсон», — понял Малколм.
— …но, когда я туда добрался, он был уже давно мертв. И я узнал, как именно он умер. Сперва отрезал себе пальцы, которыми раздевал и снимал Джессику. Потом гениталии, которые подвигли его на это. А когда все это не помогло заслужить прощение…
— Я знаю, — перебил Малколм. — Но Гертруда не говорила мне о твоем визите. Только о Карсоне.
— Я дал ей 50 долларов за обещание никому обо мне не рассказывать, — усмехнулся Брант.
— Хотя я не уверен, что она сдержала бы слово, если бы ты угостил ее выпивкой. Но ты, полагаю, поскупился.
— У меня не было лишних денег, — холодно ответил Малколм, — и я терпеть не могу пьяных. Но я все же не понимаю, почему ни ты, ни Пеппино не попытались изменить имя легально.
— Потому что это можно отследить. И кроме того, каждый из нас, не афишируя это другому, надеялся не просто сбить со следа свою… Немезиду, но и направить ее на ложный след. Хотя с моей стороны это, видимо, было такой же наивной надеждой, как и вера Каттериджа в то, что Джессика не найдет его, если не пользоваться интернетом и телефоном… В общем, вскоре после моей неудачной поездки в Миссисипи мы с Люсиль поженились. Она, конечно, уже знала о моем новом имени, и ее это тоже устраивало. Новая жизнь без всяких ассоциаций с прежними скандалами. Без славы a la Моника Левински, пусть и далеко не такой громкой. Просто миссис Пеппино. И мисс Грэйс Пеппино. Грэйс. Так она назвала нашу дочь. И я счел, что это очень подходящее имя[24], — Брант снова помолчал. — И в общем, все у нас складывалось хорошо. Я впервые понял, как можно жить спокойной простой жизнью, не деля всех людей на победителей и лузеров и не стремясь любой ценой оказаться в числе первых, без чего все прочее не имеет смысла. Просто жить и получать от такой жизни удовольствие. Даже кошмары, казалось, отступили. Не исчезли совсем, но… скажем так, у меня были плохие ночи и хорошие дни. И я нашел простой выход — устроился на ночную работу. Нет, я не думаю, что остальные трое до этого не додумались — спать днем, а не ночью. Наверное, в их случае это не работало. Или ночью они вместо страшных снов видели галлюцинации наяву. Или, даже хлебая кофе литрами, все равно отрубались с наступлением темноты. Но мне это действительно помогло. И я поверил, что действительно вырвался, приняв чужую личину и направив свою Немезиду по стопам Фреда, помоги ему бог…
— Не помог, — жестко произнес Малколм. — Он тоже умер.
— Да, теперь я это уже знаю, — кивнул Брант. — Может, конечно, это и совпадение. Хотя теперь я уже в них не верю. Ни в одно. А тогда… тогда я в итоге убедил себя, что нет никакой Джессики. Она умерла восемь лет назад, умерла и похоронена. А все, что случилось со мной и остальными тремя — это фокусы подсознания, случайности и самосбывающиеся пророчества. Ну знаешь, как когда неудача случается с человеком именно потому, что он психологически настроил себя на неудачу. И это именно свое подсознание, а не потустороннюю мстительницу, мне удалось обмануть, оборвав все связи с прошлой жизнью — все, вплоть до имени. Но, в общем, неважно, как это работает — лишь бы работало. Если моему подсознанию важно, чтобы я назывался Фредом Пеппино и не спал по ночам — окей, именно так я и буду делать, не пытаясь его переубедить. Да оно и удобно было — жена работает днем, я ночью, в итоге мы оба приносим домой деньги и в то же время дома всегда кто-то есть, чтобы присмотреть за ребенком. Не надо тратиться на няню. В общем, я стал развозить по ночам газеты. Лучшей работы для «Фреда Пеппино» без высшего образования в провинциальном городке почти у самой канадской границы все равно не подворачивалось. Я специально взял два длинных маршрута, выходило примерно пять часов работы каждую ночь, вместе с ездой до центра выдачи газет и всеми проволочками там — шесть, иногда семь часов. Приносившие примерно полторы тысячи в месяц плюс чаевые. Не чета моей былой зарплате, конечно, но позволяло не чувствовать себя паразитом, сидящим на шее у жены, ну и деньги в семье с маленьким ребенком всегда не лишние. Одно плохо — работа без выходных, хотя иногда в уик-энд Люсиль меня подменяла. Ну и вот… был канун Рождества 2014 года. Почти год моей новой жизни. В ту ночь была метель, настоящий рождественский снегопад, который может радовать и умилять, если только тебе не приходится всю ночь ездить по заметенным им закоулкам и каждые три минуты бегать по колено в снегу, чтобы забросить газету на очередное крыльцо. Главные улицы в такую погоду чистят по несколько раз за ночь, а вот всякие переулки и подъездные дорожки… автору песни «Let it snow!»[25] следовало бы хотя бы пару таких ночей отработать курьером. Но ничего, хоть я и провозился на час дольше обычного, но управился, ехал домой, и на заднем сиденье у меня лежали коробки с подарками для Люсиль и Грэйс. И настроение, несмотря на усталость и мокрые ноги, действительно становилось праздничным, и даже эти песенки из приемника уже не раздражали… Когда я поднялся к себе на второй этаж — своего дома у нас, конечно, не было, снимали квартиру — на улице уже светало, но в квартире за задернутыми шторами было совершенно темно. Обычно в это время Люсиль уже вставала, собираясь на работу, но по случаю праздника, очевидно, решила как следует выспаться, так я подумал. И вошел в комнату, не зажигая света и стараясь не шуметь. Первое, что меня насторожило — странный и неприятный запах. Потом мои ноги стали липнуть к чему-то, разлитому на полу. И прежде, чем я успел сообразить, что это значит, я споткнулся обо что-то… мягкое… — Брант вдруг как-то странно поджал губу, и Малколм с удивлением подумал — неужели этот тип собирается заплакать? Но тот пересилил себя и продолжал ровным тоном: — Только тогда я бросился включать свет. Люсиль лежала на полу на спине, совершенно голая, истекающая кровью. Ее изнасиловали так грубо, как это только было возможно, а потом пырнули ножом в живот и вырезали у нее на груди и на животе надпись: «Должок, Фредди!» С запятой и восклицательным знаком, да…
