– Я вернусь. – Андрей поцеловал ее в губы, ободряюще улыбнулся. – Я вернусь и заберу тебя отсюда. А пока вот… чтобы ты меня не забыла. – Он достал из-за пазухи пурпурную ленту, обвил ею Натальины волосы. – Здесь невозможно купить что-то более достойное твоей красоты, но когда мы приедем в Москву…
– Мне ничего не нужно. – Она пробежалась пальцами по атласной глади ленты, улыбнулась. – Мне нужен лишь ты. Возвращайся скорее!
Андрей уехал после обеда, и Наталья сразу же заперлась в своей комнате, не пустила внутрь даже Малушу. Без Андрея время остановилось, жизнь потеряла смысл.
Вечером в ее дверь постучали.
– Наташа? – В сиплом голосе мужа – тревога и одновременно настойчивость. – Наталья, я жду тебя к ужину.
Она не хотела ужинать, но и отказать мужу она не могла. Пять дней. Всего пять дней – и она будет свободна. Нужно лишь чуть-чуть потерпеть.
Ужинали при свечах, за празднично сервированным столом. Наталья вплела в волосы ленту, подарок Андрея. Больше никаких украшений, ничего из того, что раньше она так любила, что подарил ей муж.
– Ты красивая, Наталья. – Граф смотрел на нее поверх наполненного красным вином бокала. В свете свечей ей казалось, что это не вино, а кровь. – У меня для тебя подарок.
Он встал, обошел стол, дотронулся пальцами до ее шеи. Наталья вздрогнула, когда кожи коснулось что-то холодное и тяжелое.
Медальон в виде серебряной рыбы, полностью повторяющей герб Лемешевых, был красив и уродлив одновременно. Наталья погладила прохладную чешую, улыбнулась. Наверное, все же красив, но простая атласная лента ей милее во сто крат.
– Тебе нравится, любовь моя? – Граф поцеловал ее в обнаженное плечо, ласково и требовательно одновременно, словно заклеймил своим поцелуем.
– Да. – Ей недолго осталось врать. Еще пять дней…
– Я знал, что ты оценишь. Это особенная вещь. На всей земле существует только два таких медальона. Один у тебя, другой у меня. Теперь мы связаны с тобой до гробовой доски, любовь моя.
Она не хотела быть связанной с ним ни на время, ни до гробовой доски. Но ради будущего с Андреем нужно потерпеть.
– За нас! – он протянул ей бокал. – За нашу вечную связь!
У вина был странный горьковатый вкус. Всего пять дней… Наталья осушила бокал до дна.
– За нас! – сказала с улыбкой.
Эта ночь была странной и страшной. Ночь швыряла ее то в нежные объятия Андрея, то в жадные и грубые – графа. Ночь рыдала тысячей голосов, до крови царапала кожу острыми рыбьими плавниками, качала на волнах неги и отвращения, а потом накинула на лицо черный полог забвения.
Наталья очнулась от холода и боли в голове. Открыла глаза, уже готовая зажмуриться от льющегося в окно спальни яркого солнечного света. Света не было, был полумрак, лишь слегка разгоняемый слабым пламенем свечи, сырость и холодный камень вместо мягкой перины. Она села, больно ударившись затылком обо что-то твердое. На шее брякнула цепь. Не тонкая серебряная цепь с медальоном-рыбкой, а грубая, железная, кое-где изъеденная ржавчиной…
– Ты проснулась, любовь моя, – знакомый сиплый голос эхом отражался от черных стен. – Я ждал.
Граф сидел рядом, по-турецки скрестив ноги, смотрел с ласковым укором.
– Чего тебе не хватало, любовь моя?
– Что это? – пальцы скользнули вверх по цепи, к натирающему шею ошейнику. – Где я?
– Ты в колодце. В том самом колодце, который все это время так ненавидела. – Граф встал на ноги, достал из-за пазухи точно такой же медальон в виде рыбы, поднес к ее лицу. – Видишь? – Он что-то сделал с медальоном, и тот распался на две части. – Видишь, тут внутри есть ключ.
– Зачем я здесь? – Она попыталась встать, но голова закружилась, потемнело в глазах.
– Не спеши, любовь моя. Действие дурмана еще не прошло, какое-то время тебя будет мутить.
Странный вкус вина, страшные ночные видения… Видения ли?..
– Ты знаешь, а ведь он гений! Этот Андрей Кирсанов. Он сделал невозможное. Механизм работает как часы. Хочешь посмотреть?
Он знал. Знал с самого начала про них с Андреем. И теперь решил ее наказать.
– Видишь это? – Граф сделал шаг к решетке, отделяющей колодец от небольшой, в рост человека камеры, вставил ключ в замочную скважину, и решетка почти беззвучно поползла вверх. – Там сундук с драгоценностями, с теми, что могли бы достаться тебе, любовь моя, после моей смерти. С теми, которые отныне ты будешь охранять прилежнее самого опасного цепного пса.
– Отпусти меня, – Наталья подергала за цепь. – Пожалуйста!
– Не могу. Теперь уже никак. – Граф снова опустил решетку. – Поверь, это не входило в мои планы. Да, мне нужна была хранительница, но я рассчитывал использовать твою слабоумную служанку. Так бы и было, если бы ты не оступилась, не променяла меня, графа Лемешева, на это ничтожество. Все изменилось, Наталья. Ты сама выбрала свою судьбу! – Он коснулся ее щеки, и пальцы его были холоднее железной цепи, на которую он ее посадил. – А теперь, извини, мне нужно работать. Осталось кое-что доделать.
Он закладывал провал своими собственными руками, очень тщательно, очень медленно, не обращая внимания ни на ее мольбы, ни на ее слезы, разговаривая с ней как с маленьким ребенком, спокойно и терпеливо.
– Когда он вернется? Через пять, нет, уже через четыре дня. И ты думаешь, он заберет тебя отсюда, любовь моя?
– Прости меня. – Это был не страх, это был ужас, ни с чем не сравнимый. – Я никуда не уйду от тебя. Прости…
– Да, ты не уйдешь. Ты останешься со мной до гробовой доски. Даже после смерти ты будешь моей. Я же обещал тебе, Наталья. А я всегда держу свои обещания. В отличие от твоего мальчишки. Он предаст тебя, не сомневайся. Он станет причиной твоей погибели.
