Тео поторопил:
– Пойдем, там Минерва ждет.
Жас все еще смотрела на развалины. Камни и вокруг деревья. Древние камни и священные деревья.
– Тео, ты ведь сумеешь найти это место?
– Конечно.
– То есть, если я захочу прийти сюда снова, ты меня проводишь?
Он кивнул.
– Провожу, разумеется. Но зачем?
Тео словно пытался убедить в этом самого себя.
– Ты сказал… Ты сказал, что подростком приходил сюда все чаще, и… И что?
– И я попытался покончить с собой. На этом месте.
Закутавшись в бледно-розовый кашемировый платок, Жас сидела на диванчике у камина и прихлебывала чай с коньяком. Так же, как любила сидеть бабушка. И брат. Так же, как сама она сидела перед началом всей этой истории в доме Малахая в штате Коннектикут. Когда обнаружила письмо от Тео.
Ева варила в кухне суп и готовила сандвичи, а Минерва и Тео составили компанию Жас. Они оба тоже плеснули в чай спиртное. Вопросов ей больше не задавали. Пока, по крайней мере. Но сама она прокручивала в голове сегодняшний день – кадр за кадром. Ничего не складывалось, и рассказ Тео только запутывал общую картину.
– Та фигурка. Ты забрал ее с собой?
– Да.
Тео потянулся к карману. Осторожно поставил статуэтку на кофейный столик. Жас покосилась на нее, но руку не протянула. Не сейчас.
– Что это? – спросила Минерва.
Жас начала рассказывать; в это время Ева принесла сандвичи. Запахло жареным хлебом, сыром и помидорами, и девушка поняла, насколько проголодалась.
Пока Жас ела, Ева подняла фигурку и осмотрела.
– Любопытно.
– Что именно? – спросила Минерва.
– Мне кажется, в доме уже есть одна такая. Что-то попадалось похожее.
Она вернула статуэтку на стол. Жас потянулась к ней, взяла, едва касаясь пальцами, как горячую картофелину, и повертела в руках.
– Заночуете у нас? – предложила Минерва.
– Я вполне могу добраться до гостиницы.
– Конечно, можете. Но после всех сегодняшних приключений… Как врач я бы советовала вам остаться здесь. Не думаю, что рецидив возможен, но лучше, чтобы вокруг были люди.
– Спасибо огромное, но…
– Моя сестра права, Жас, – согласилась Ева. – Отпускать вас в гостиницу, в пустую комнату просто страшно.
– А если я заночую здесь, вы поможете мне разобраться? – спросила Жас у Минервы.
– Завтра. Сейчас вам прописан покой, еда и здоровый сон.
– И я спокойно засну, как только разберусь.
– Не думаю…
– Прошу вас. У меня в голове сейчас полная мешанина. Мне очень надо, правда.
– Ну, хорошо.
Минерва произнесла это спокойным, «врачебным» тоном, но в ее голосе Жас послышалось колебание. Почему?
– Тео, помоги мне убрать со стола, – позвала Ева. – Пусть они поговорят.
Они вдвоем унесли посуду, а потом Ева вернулась.
– Я хочу кое-что вам подарить. Вот.
Она достала из кармана плетеный шелковый шнурок и протянула Жас.
– Дайте запястье.
Жас послушно подставила руку.
– Своего рода подстраховка. Сестра вытащила вас из того состояния, в котором вы находились, используя, как канат, свой голос. Пусть у вас будет собственный канат – на случай, если вокруг никого не окажется. И якорь, он закреплен в настоящем. Поможет погрузиться и вынырнуть.
Шнур был выкрашен в самый яркий алый цвет, который Жас когда-либо видела.
– Викканский? – спросила она, глядя, как Ева связывает концы у нее на запястье.
Всю жизнь Жас была неравнодушна ко всяческим шнурам, тесьме и лентам. «Браслет» устроился на запястье, будто всегда там находился. Как будто она ждала именно такого подарка. Но это же лишено смысла!
Ева улыбнулась.
– Нет. Это каббалистическая традиция. Мистический талисман, называется roite bindele, «красная нить». Говорят, защищает от неудачи и сглаза. Год назад мне заказала такую клиентка и объяснила, в чем суть. С тех пор я их плету.
Жас коснулась нити; пальцы пробежали по гладкой шелковистой поверхности.
– Сглаз… – повторила она.
– В него верили еще в Древнем Вавилоне, много тысячелетий назад. – Ева смутилась. – Ой, вы все это без меня прекрасно знаете, правда?
Жас кивнула.
– Знаю. В каждой культуре свое представление. Символ универсальный, но везде называется по-своему. Спасибо.
Ева улыбнулась.
– Теперь я оставляю вас на Минерву.
Она вышла из комнаты, слегка подволакивая ногу.
– Пересядете сюда? – Минерва показала на кресло. – Здесь вам будет удобнее.
Жас уселась, вытянув ноги и укрывшись кашемировым платком, как одеялом. Ее все еще знобило.
Минерва устроилась поближе.
Жас поняла, что сейчас мебель расставлена так же, как в кабинетах у психотерапевтов.
– Отлично, начнем. Если хотите, закройте глаза. Это иногда помогает.
Минерва улыбнулась, Жас вернула улыбку.
– Умница. Начнем с дыхательных упражнений.
Сеансы Малахая в Бликсер Рат начинались так же.
– Вдыхаем… раз, два, три, четыре… Удерживаем – раз, два, три, четыре… Теперь медленно выдыхаем… раз, два, три, четыре. Снова удерживаем на выдохе – раз, два, три четыре… и снова…
Напряжение покидало тело: шея… плечи… спина… колени… Мышечный спазм исчез… Ее отпустило.
– А теперь расскажи мне, что последнее ты помнишь перед провалом в памяти?
– Пещеру. И как Тео нашел дневник.
– Отлично. Очень хорошо. Давай немного задержимся в пещере. Оглядись. Ты видишь Тео? Переведи взгляд на свои руки… ноги… Что ты видишь?
Жас описала пещеру, странный камень-метеорит и ниши с фигурками-тотемами и костями.
– Расскажи мне о тотемах.
– Грубо вырезанные фигурки, маленькие, наполовину люди, наполовину звери – как и в настенной живописи. Я взяла одну: полукота. Она намокла, я потерла, и появился удивительный запах.
– Запах… Помнишь его? – мягко спросила Минерва.
Жас вспомнила янтарный тотем, его запах, и это вызвало вереницу образов – как если бы ей крутили кино внутри ее собственной головы. История маленькой семьи: мать, отец и сын. Она не знала их, но ощущала эмоции. Их тревогу, гнев, любовь…
Эти образы, эти люди и их проблемы не вызывали в ее собственной памяти ни малейшего отклика. Чуждое. Чужое.
Девушку ошеломила боль человека, чью трагедию она наблюдала.
– Я в пещере. Боги посылают мне видение, и я понимаю, в чем состоит мой долг перед племенем. Но тяжесть этого груза так велика… Я лучше умру, чем приму его. Вероятно, я ошибся, не так понял ниспосланное. Это не может быть правдой. Не может быть, что меня ждет именно это.
Когда Жас открыла глаза, Минерва по-прежнему сидела в кресле, подавшись вперед, и слушала. Первым нарушил молчание Тео, который тоже почему-то оказался в комнате:
