Джесси почувствовала, как осколок стекла ударился об ее лоб, как раз над бровью, но это был единственный осколок, задевший лицо. Второй осколок — довольно-таки большой, судя по звуку, — отскочив от полки, упал на пол. Губы Джесси сжались в плотную тонкую линию, она замерла в ожидании того, что главным источником боли станут ее пальцы, ведь именно ими она плотно сжимала стакан перед тем, как тот разбился. Но боли не было, только ощущение слабого давления и еще более слабого тепла. По сравнению с судорогами, сводившими ее тело в последние несколько часов, это был просто пустяк.
«Наверное, стакан разбился очень удачно, а почему бы и нет! Неужели не настало время, чтобы и мне хоть немного повезло?»
Затем Джесси подняла руку и увидела, что все не так уж и хорошо. Темно-красные капельки крови сочились из четырех пальцев, только мизинец остался невредимым. Тончайшие осколки торчали из большого, указательного и среднего пальцев, как таинственные иглы дикобраза. Онемение в пальцах — и, возможно, острота осколков, поранивших ее, — избавили Джесси от ощущения боли, но все же осколки вонзились в ее плоть.
Пока она смотрела, густые капли крови падали на розовую поверхность стеганого матраса, окрашивая его в более темный цвет.
Эти стеклянные копья, торчащие из пальцев, как иголки из игольницы, вызвали в ней тошноту и желание опорожнить желудок, хотя он был совершенно пуст.
«Ты ведь приготовилась стать Леди Самурай», — с насмешкой произнес один из НЛО-голосов.
— Но это мои пальцы! — выкрикнула Джесси. — Разве ты не видишь? Это мои пальцы!
Она почувствовала, что начинает впадать в панику; с усилием подавив ее, она устремила взгляд на остатки стакана, которые все еще держала в руке. Это была изогнутая верхняя часть, четвертушка от целого стакана — он разбился с одной стороны в форме двух полукружий, сходившихся в одной точке, зловеще сверкающей в лучах солнца. Наверное, стакан все-таки разбился удачно. Только бы мужество не оставило ее. Джесси этот изогнутый стеклянный зубец напоминал какое-то фантастическое, сказочное орудие — маленькую изогнутую сабельку, прихваченную воинственной феей на случай поединка под мухомором или поганкой.
«Твой разум уклоняется от темы, дорогая, — произнесла Сорванец. — Разве ты можешь позволить себе подобное?»
Ответ был: «Конечно, нет».
Джесси осторожно положила осколок на полку, стараясь поместить его так, чтобы потом легко и без всяких осложнений достать. Осколок лежал на гладком изогнутом брюхе, выставив саблеобразный зубец. Маленькая искорка отраженного солнца сверкала на острие зубца. Джесси подумала, что этот осколок отлично сделает свое дело, если она будет очень осторожной и не толкнет его слишком сильно. Иначе же стакан просто слетит с полки.
— Просто будь осторожной, — произнесла Джесси. — Этого не случится, если ты будешь осторожной. Просто представь…
Но вторая половина фразы
(что ты разрезаешь ростбиф)
показалась ей не очень-то эффективной, поэтому Джесси оборвала ее прежде, чем та вырвалась наружу. Джесси подняла правую руку, пока цепочка наручника не натянулась до предела, а запястье не нависло над сверкающим острием стекла. Она страстно желала смахнуть остальные осколки с полки, но не посмела. Именно теперь, после эксперимента с банкой из-под крема «Нивея». Если она случайно столкнет этот осколок с полки или разобьет его, то ей потребуется другой более или менее подходящий. Такая предосторожность казалась ей почти нереальной, но даже на мгновение Джесси не позволила себе сказать, что она была излишней. Если она собирается как-то выкрутиться, то ей придется потерять несколько больше крови, чем сейчас.
«Сделай это так, как ты мысленно представляла, Джесси, это все, что от тебя нужно… и не обманывай себя».
— Не дурить, — осевшим хриплым голосом согласилась Джесси. Она вытянула руку и потрясла ладонью, пытаясь подобным образом избавиться от осколков стекла, торчащих на ее пальцах. Ей это почти удалось. Только один кусочек, слишком глубоко вонзившийся в мякоть под ногтем большого пальца, остался в своем гнезде. Джесси решила пока его не трогать и приступить к остальной части дела.
«То, что мы собираемся делать — чистейшей воды безумие, — сообщил ей нервный голос. Он не принадлежал НЛО; этот голос Джесси отлично знала. Это был голос ее матери. — Но меня это нисколько не удивляет. Это типичная реакция Джесси Махо, я видела подобное тысячи раз. Подумай, Джесси, зачем резать себя и, возможно, умереть от потери крови. Ведь, может быть, кто-нибудь придет и спасет тебя; другого выхода просто нет. Умереть в летнем домике? Умереть в наручниках? Ужасно глупо, послушайся моего совета. Поэтому прекрати свое хныканье, Джесси — хотя бы в этот раз. Не режь себя этим стаканом. Не делай этого!»
Конечно, это была ее мать; мимикрия была настолько великолепной, что Джесси стало жутко. Мать хочет, чтобы я услышала любовь и здравый смысл, а не замаскированную злобу в ее словах; до сих пор, пока эта женщина была абсолютно неспособна любить, Джесси считала, что настоящая Сэлли Махо была женщиной, ворвавшейся однажды в ее комнату и швырнувшей в нее пару туфель на высоких каблуках, даже не объяснив своего поступка ни тогда, ни сейчас.
Кроме того, все, о чем говорил этот голос, было ложью. Ужасной ложью.
— Нет, — ответила Джесси. — Я не хочу слушать твои советы. Никто не придет… кроме того приятеля, посетившего меня. Не надо меня обманывать.
С этим словами Джесси опустила правое запястье на сверкающее лезвие стекла.
Джесси видела то, что делала, и это было очень важно, так как сначала она почти ничего не чувствовала; она могла раскромсать свое запястье, но при этом чувствовать только давление и тепло. Она почувствовала огромное облегчение, поняв, что вполне сможет смотреть на происходящее.
Ладонь откачнулась назад, но Джесси опустила внутреннюю часть запястья — ту часть, которую гадалки называют Браслетом Фортуны, — на обломанный край стакана. Она завороженно смотрела, как саблеобразный выступ образовал ямку на коже, а потом разорвал ее. Она продолжала давить, а ее запястье продолжало пожирать стекло. Ямка наполнилась кровью и исчезла.
Первой реакцией Джесси было разочарование. Острие стакана не было создано для этой цели, как она надеялась (и немного боялась). Затем острый край вспорол пересечение голубых вен у поверхности кожи, и кровь потекла быстрее. Кровь не била пульсирующим фонтанчиком, как она предполагала, а стекала быстрым, непрерывным ручейком, как вода из открытого крана. Потом она, видимо, разрезала несколько глубже, и ручеек превратился в поток. Он перелился через край полки и закапал на ее предплечье. Было слишком поздно отступать; Джесси это уже сделала. Так или иначе, но она сделала это.
