Улыбки, скользнувшие по лицам воинов, были едва заметны, но все же напряжение немного спало. Конники двинулись вперед, к развалинам замка. Лишь Прохор продолжал нерешительно стоять на опушке.
– Заклинаю вас, Денис Васильевич!
Давыдов резко развернулся и медленно вынул саблю из ножен.
– Ну хватит уже чушь всякую нести да солдат пугать! Еще слово, Прохор, и не дождешься ты дьявольских когтей – получишь саблей вот этой по своей пустой балде! А ну! Вперед!
Едва не падая с лошади от бившей его дрожи, Прохор двинулся следом за остальными. «Повезло, Бог миловал, – думал Давыдов, – ночлег найден, дров вокруг вдоволь, порядок сохранили».
Если бы он только знал, что ждет их ночью, то без промедления развернул бы коня и бросился стрелой назад, в лес.
Вскоре отряд уже расположился вокруг костра, разведенного посреди того, что когда-то, возможно, служило огромным обеденным залом хозяев замка. За дровами ходить не пришлось: топливом послужил брошенный французский обоз, груженный картечью, с увязшей в снегу легкой пушкой. Денис Васильевич, несмотря на нежелание признаваться в этом самому себе, все же ощущал тягостное и тревожное послевкусие истории Прохора: тени, пляшущие на древних стенах, походили на каких-то загадочных и зловещих живых существ, ползающих по темным камням. Тьма, со всех сторон подступавшая к руинам, источала угрозу. Канонада, доносившаяся с поля битвы, смолкла, и темноту наполнили зловещие звуки окружавшего поле ночного леса.
Денис Васильевич задумчиво смотрел на своих воинов, собравшихся вокруг костра… На их усталые лица… Глаза, блестящие в отблесках пламени…
И вдруг почувствовал.
Он чувствовал это всякий раз, когда враг оказывался неподалеку. Странное ощущение, которое, как ему однажды сказал сам генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович, даровалось Богом лишь опытному военачальнику. Что-то вроде тихого голоса… Шепота, который нужно уметь слушать… Однажды это смутное предчувствие спасло ему и его товарищам жизнь: эскадрон французских драгун едва не накрыл их лагерь, но им удалось буквально за мгновение до появления всадников скрыться в лесу, а затем устроить засаду самим преследователям, наголову их разгромив.
И вот он чувствовал это снова. Но теперь шепот скорее походил на крик.
В темноте – с поста часового у северной башни замка – раздался выстрел, а потом крик, резко оборвавшийся звенящей тишиной. Солдаты разом умолкли, и в это мгновение полной тишины, глядя во мрак, сжимающий свои смолистые объятия вокруг отряда, какой-то глубинной и темной частью души Давыдов осознал: история Прохора была правдой, какой бы чепухой ни казалась. И, будто подтверждая его правоту, крестьянин, сидевший с мрачным лицом у огня, вдруг вскочил и, неистово крестясь, завопил:
– Они здесь! Дети Вяльняса здесь! Они возвращаются домой!
– В ружье! Стройся в каре! Поручик Орлов, поднять остальных! – заорал Давыдов, вскакивая с седла, на котором, привалившись к стене спиной, коротал часы до рассвета. Какую-то жуткую долю секунды никто не двигался. Но затем привычная, закаленная в боях слаженность дала о себе знать: все вскочили и бросились к оружию.
– Как с ними драться?! Отвечай! – кричал Денис Васильевич, схватив за грудки Прохора, которого колотила дрожь ужаса. Пришлось несколько раз хорошенько тряхнуть мужика, чтобы он пришел в чувство.
– Изрубить… Изрубить в куски… Или голову с плеч… Батюшка, он рассказывал… Нужно сечь их нещадно… А ружья, те только задержат ненадолго… Вот если только серебро…
– У нас нет серебра, – хмуро прошептал Давыдов.
Из тьмы примчались часовые: двое из четверых.
– Ваше высокоблагородие, Денис Васильевич, они идут со всех сторон! Бесы, бесы адовы идут из леса! – кричал один из них – хоть и совсем мальчишка, но храбро державшийся в бою. Давыдов еще под Бородино отметил его недюжинную отвагу, но сейчас парнишка почти визжал. Должно быть, то, что он увидел, было пострашнее батальона гренадеров.
Солдаты занимали позиции, образуя каре вокруг костра, на котором до сих пор шипел котелок с кашей. Стараясь не показывать страха, они заряжали ружья и напряженно вглядывались в темноту. Через проломы в стенах бежали, вливаясь в строй, солдаты, сидевшие у других костров, и вскоре почти вся сотня с небольшим была в сборе.
Давыдов оглядел свое воинство, и взгляд неожиданно упал на брошенное у костра, среди картонных цилиндров с картечью, французское орудие.
– Вы двое! – крикнул он бегущим мимо солдатам, наспех нахлобучивающим кивера. – Пушку на лафет! Орлов, вам поручаю орудие!
Поручик, разом просияв от возможности заняться любимым делом, кинулся к блестящему в снегу смертоносному трофею. Спустя считаные секунды орудие уже готово было открыть огонь.
И тогда они появились.
Одна за другой от стены тьмы отделялись едва заметные серые тени и стремительно приближались к солдатам. Издали они походили на людей, но, чем явственней проступали жуткие морды и огромные, покрытые серой шерстью когтистые лапы, тем яснее становилось Давыдову и его подчиненным: перед ними нечто, рожденное на самом дне преисподней.
Никогда еще Денис Васильевич не испытывал такого ужаса. Даже при Прейсиш-Эйлау, в одиночку сражаясь с целой толпой наполеоновских улан. Тогда противником все же был Бонапарт, а не сам Князь Тьмы.
Однако постепенно душа воина взяла свое, и самообладание вернулось, а с ним – и гусарский кураж. Пусть им всем уготована смерть в этих мрачных руинах, но без боя они не сдадутся!
– Солдатушки, бравы ребятушки! Гусары, казаки, мужики! – кричал Давыдов, чувствуя, как гусарская удаль гонит страх прочь из голоса. – Били мы французов, били много раз! Неужто ль тем, кто громил Наполеона, страшны какие-то зверьки лесные?
Солдаты ответили напряженным, едва слышным, но все же смешком, пробежавшим по рядам.
Цепь серых тварей была уже совсем близко, и подполковник видел блеск их глаз, отражавших пламя, будто то пылало в их адских душах.
– Так рубите же этих бестий богопротивных! Рубите так, чтоб и духу их не осталось! За царя-батюшку! За Господа нашего! За Русь Святую!
Древние стены эхом отразили мощное «Ура», волной прокатившееся по отряду, и Давыдов понял: пусть и ненадолго, но ему удалось вернуть людям боевой дух. Что ж, теперь главное – выжить.
– Первая шеренга – примкнуть штыки!
Каре ощетинилось блеснувшими лезвиями. Теперь нужно выждать. Проломы в стенах того, что когда-то было залом, вынуждали тварей сомкнуть ряды. Этого Давыдов и хотел.
– Ждите! Ждите, ребятки! – кричал он, а ужасные порождения мрака тем временем все приближались. Вот они уже подошли к северному пролому… Вот покрытые мерзкой шерстью тела столпились в узкой пробоине…
