— Видите ли, Уэнток, — начал я, — дело в том, что я и не намеревался подкупать вас, но хотел заставить думать, что совершил такую попытку. Ни один находящийся в здравом уме человек не станет рисковать 6 000 фунтов, или точнее 5 997 фунтами, — я посмотрел на Эвисса и улыбнулся, так как успел догадаться, кем был мой «доброжелатель», — потратив такую смешную сумму как пара пятерок. Если бы я действительно намеревался купить вас, то предложил бы более серьезную цену, скажем пятьдесят или сто фунтов. А так в мои намерения входило посредством этой смешной суммы убедить вас в том, что я намереваюсь пронести свой товар именно тем способом, который с таким старанием объяснил вам. Иными словами, я хотел заставить вас сфокусировать все свое внимание на сумке номер два, тем самым добившись того, что сумка один, которую я оставил в ваших руках, была подвергнута лишь самому поверхностному осмотру, поскольку вы, естественным образом, ничего не подозревая, думали только о второй сумке, которую я, якобы, хотел избавить от обыска. Более того, вам казалось совершенно очевидно, что сумка номер один, которую я полностью поручил вашему попечению, не будет содержать ничего облагаемого налогом; поскольку, если бы вы выполнили свою часть плана, она никаким образом не должна была попасть обратно в мои руки.
Чтобы впечатать эту мысль в ваше подсознание, я даже сказал, что вы сможете оставить эту сумку себе, после того как она исполнит свое предназначение в качестве подмены.
Конечно, если бы вы честно выполнили наш договор и подменили перед обыском сумку номер один второй сумкой, которую я принес с собой, я мог бы оказаться в дыре. Дело в том, что в ручку сумки номер один как раз и были заделаны некие, скажем так, безделушки, на которые вы стремились наложить свои лапы.
Однако, судя по предложенной вам скромной сумме, по выражениям ваших лиц и по обычаям таможенной службы как таковой, мне было понятно, что вы сочтете разумным исповедаться пред «большим копом». Это сулило бы вам повышение по службе, а также уйму всяких приятных, с вашей точки зрения, вещей.
— И теперь, Уэнтлок, даже вы, — проговорил я самым дружелюбным образом, — согласитесь с тем, что честность является лучшей политикой! Это все, что я намеревался вам сказать. Я спланировал все — в том числе вспышку гнева… и уход с двумя сумками в руках в состоянии высшего негодования, вызванного вашим предательством. Я хорошо сыграл свою роль, не правда ли?.. А вы столь мило и умно приглашали себя на этот наш прощальный обед, который я, кстати, запланировал, как и все остальное. В своей записке я обещал вам некоторую выгоду, если вы придете сюда. Так и есть: вы стали богаче на один обед и на одно объяснение, а мистер Эвисс к ним добавил и полученное извинение. Вот и все.
Пароход «Адриатик»,
23 мая
Мистер Армс, мой первый помощник, и мистер Джеймс, второй мой помощник, сегодня повздорили. Дело в том, что, будучи в порту, они скинулись и приобрели сотню фунтов сахарина.
Пошлина на него при ввозе в Англию весьма существенна — семь и более пенсов за унцию. В таком случае общая сумма налога должна составить примерно пятнадцать шиллингов с фунта, поскольку товар весьма качественный, как я бы сказал, а размер пошлины как раз от качества и зависит. По-моему, оба молодца сами изумились собственной отваге; и теперь, на пути домой, постоянно толкуют о том, как пронесут свой товар мимо таможни.
Мистер Армс открыл мне план, вызревший у них со вторым помощником. Это случилось сразу после того, как они купили свой сахарин, я сказал ему, что их планы не противоречат моим, и они могут продолжать свое дело. Однако в том случае, если таможенники обнаружат их товар, им придется взять вину на себя и заплатить штраф. Я не мог допустить, чтобы виноватым оказался корабль.
Дело происходило на мостике, и он лукаво ухмыльнулся:
— Шшш! Не будем забывать про рулевого, сэр!
Ссора у них сегодня случилась из-за того, что мистер Армс предложил спрятать товар в большой банке из-под краски, которую следовало герметично закупорить и спустить за борт прежде, чем явятся таможенники. К банке следовало привязать линь, конец которого надо было привязать к невинному куску пробки. После окончания досмотра оставалось только подцепить маленький поплавок и поднять на борт товар.
Второй помощник, напротив, предлагал, повесить товар на проволоке внутри полой стальной мачты, а конец ее закрепить под одной из гаек, удерживающих крышку наверху каждой мачты, не заканчивающейся острием. Перебранку свою они затеяли как раз на утренней вахте — каждый настаивал на собственном способе, уверяя, что таковой и является самым надежным.
Наконец они явились, чтобы спросить мое мнение. Я как раз находился на мостике, и мне даже пришлось сказать им, чтобы говорили потише, поскольку рулевой Седвелл явно прислушивался к спору.
Когда мои офицеры объяснили свои предложения, я высказал собственное мнение. С моей точки зрения, план второго помощника был ничем не хуже, чем первого; однако не был он и лучше, и безопасней; поскольку если товар будет обнаружен вне корабля, ни их самих, ни корабль нельзя будет подвергнуть штрафу, если не найдется свидетелей, и в таком случае они потеряют только его стоимость, хотя плохо уже и это, так как оба вложили в свою спекуляцию годовые сбережения.
Однако я дал им понять, что выбор остается их собственным делом. Я лично предпочитал метод первого помощника, главным образом потому, что при этом корабль не нес никакой ответственности; по моему мнению, нужно было дать ситуации успокоиться: судя по постоянно нарастающей дотошности каждого последующего досмотра, можно было заключить, что мы находимся под колпаком! Быть может, и по заслугам, ибо крупная удача в последнее время не оставляла меня.
— Только имейте в виду, — сказал я, — меня в это дело не вмешивайте. Делайте, как хотите, и вне зависимости от того, чем закончится дело, убытком или доходом, ответственность ляжет на вас. Но все же советую вам воспользоваться планом первого помощника и привязать банку к какому-нибудь небольшому поплавку еще до того, как досмотровая бригада появится у нас на борту…
— Шшш, сэр! Не так громко! — торопливо поднял руку мистер Джеймс, второй помощник.
Я немедленно смолк, поскольку, бесспорно, позволил себе слишком возвысить голос, чтобы ясно показать, что остаюсь полностью вне этого дела — с ушами, рогами и копытами, как можно выразиться.
Я посмотрел на находившегося возле руля Седвелла. Было заметно, что он явным образом прислушивается к нашему разговору, и я подошел к нему, чтобы взглянуть на компас. Оказалось, что рулевого и в самом деле более занимает разговор обоих офицеров, чем соблюдение курса: корабль уклонился от него на два градуса. Я намекнул Седвеллу на то, что наши с ним представления о правильном курсе не вполне идентичны и, постаравшись изложить эту мысль при помощи возможно меньшего числа слов, возвратился к тому месту, где находились оба помощника.
