— Значит, вы абсолютно уверены в том, что Бела, Георг и Фаэтор — одно и то же лицо?
— Безусловно. По-моему это очевидно. Разве он сам не подтвердил это, когда, как мне казалось, в бреду вспоминал о битвах под Силистрией и Константинополем? А до Белы были еще Григор, Карл, Петер и Стефан — и Бог знает сколько еще вплоть до князя Фаэтора Ференцига, а возможно, и до кого-то, жившего еще раньше. Видите ли, здесь была его территория. Это была его кровавая вотчина. В прежние времена, в эпоху князей и бояр, Вамфири крепко держались за свои владения. Вот почему он присоединился к Четвертому крестовому походу, — для того, чтобы прогнать как старых, так и новых врагов подальше от своих земель. Своих земель, понимаете? Для вампира не имеет ровно никакого значения, какой король или правительство у власти, какой строй, свою землю он всегда считает только своей. Он защищал себя, наследные владения, а не кучку паршивых, подлых чужеземцев, пришедших с Запада. Вы видели изуродованный крест крестоносцев на моем медальоне! После того как они оскорбили его достоинство, он издевался над ними, он просто наплевал на них!
— Вам удалось выяснить, какое имя он тогда носил? Я имею в виду в 1204 году в Константинополе?. — В голосе Драгошани отчетливо слышалось благоговейное уважение к вампиру, возможно, некоторая доля зависти.
Гирешци склонил набок голову:
— Драгошани, насколько хороши ваши знания истории?
— Едва ли прекрасны. Но думаю, вполне сносны.
— Гм-м-м... История донесла до нас имена многих участников Четвертого крестового похода, однако вы не встретите среди них ни Ференци, ни Ференцига. И все-таки, будьте уверены, он участвовал в нем. Откуда мне это известно? Знаете, вполне возможно, что вы разговариваете сейчас с лучшим в мире знатоком тех кровавых событий — мне удалось обнаружить много такого, на что другие историки не обратили внимания. У меня, правда, было преимущество перед ними — я знал, что искал, мой интерес был сугубо специфическим. Однако в своих поисках мне пришлось перерыть целые горы разного рода документов и материалов. Мальчик мой, да я могу написать о Четвертом крестовом походе целую книгу — по крайней мере о той его части, которая прошла от Венгрии до Константинополя. Бог мой! Какая жестокая битва разразилась под Константинополем — это был настоящий ад! И этот человек и орда извергов, которой он командовал, находились в самой гуще, там, где бой был наиболее ожесточенным. Он был там в момент падения города, когда он и его банда наемников потеряли всякий контроль над собой. Их примеру последовала вся армия, и в течение долгих трех дней они грабили, насиловали, убивали...
Папа Иннокентий III, призвавший к Крестовому походу, увидев, во что он превратился, не в силах был что-либо изменить. Крестоносцы поклялись захватить Святую землю, но Иннокентий и его легаты вынуждены были освободить их от клятвы. Папа умыл руки, однако он использовал кое-какую оставшуюся у него власть и отдал секретный приказ о том, что те, кто проявил “особенную жестокость”, не должны снискать “ни славы, ни наград” за свое варварство и что “их имена никогда не должны быть упомянуты”, что “они недостойны ни уважения, ни почитания”.
Искать козла отпущения не пришлось: список открыл, конечно же, “кровожадный валах, нанятый в Заре”. Его поведение никак нельзя было назвать безупречным. Однако поначалу крестоносцы высоко оценивали его заслуги и оказывали ему почести, втайне, возможно, завидовали или боялись его. И вот теперь его имя было вычеркнуто отовсюду, опозорено, его лишили всех заслуг и наград. В ответ он обвинил их в двуличии и надругался над символом Крестового похода — крестом на своем медальоне. После этого, собрав свою банду головорезов под знаменем с изображением дракона, летучей мыши и дьявола, с гордо поднятой головой и кипя от ярости, возвратился домой.
Закусив губу, Драгошани некоторое время молчал, затем произнес:
— Предположим, что так или иначе, но все это правда, либо по меньшей мере основано на известных вам достоверных фактах. Однако тогда остаются невыясненными некоторые весьма важные вопросы.
— Например?
— Ференци был вампиром. А вампир нуждается в жертвах. Когда он голоден, он убивает всех без разбора, словно лиса цыплят, жестоко и бездумно. Но, судя по всему, Ференци ни в чем подобном замечен не был. Как же ему удалось, прожив здесь столько лет, ни у кого не вызвать подозрений? Вы же помните, Гирешци, что кровь для него — это жизнь! Неужели здесь не было случаев вампиризма?
— Поблизости от Плоешти? Ни одного! Во всяком случае, за тот период, который мне удалось проследить по документам. — Мрачно усмехнувшись, Гирешци наклонился к Драгошани. — Но подумайте, Драгошани, если бы вы были вампиром, стали ли бы вы убивать на пороге собственного дома?
— Не думаю, что я стал бы это делать, — нахмурился Драгошани. — Но где же тогда?
— На севере, друг мой! Где же еще, как не в Трансильванских Альпах, откуда берут начало все легенды о вампирах? Сланиц и Синайя — у подножия, Брашов и Сацем — за перевалом, и все они расположены не более чем в пятидесяти милях от дома Ференци, а их темная репутация заставляет людей держаться подальше от этих мест.
— Даже сейчас? — Драгошани сделал вид, что удивлен, однако он хорошо помнил, что говорила по этому поводу три года назад Маура Кинковши. — Легенды существуют много лет, особенно если это легенды о призраках. Жители горных районов давно к ним привыкли. Если кто-то по непонятной причине умирает молодым, не нужно искать объяснений — они уже есть. В действительности же последний ребенок погиб от укуса вампира в Сланице зимой 1943 года. Девочку похоронили с колом, воткнутым в сердце, как и многих безвинных жертв до нее. В тот же год в окрестных деревнях таким же образом погибли еще одиннадцать человек!
— Вы говорите, это было в 43-м? Гирешци кивнул:
— Вижу, вы уловили связь. Да, это случилось всего за несколько месяцев до смерти Ференци. Та девочка стала его последней жертвой, во всяком случае, насколько это нам известно. Конечно, когда вокруг шла война, он обладал гораздо большей свободой, ему было легче находить свои жертвы. Многих из них вполне могли отнести к без вести пропавшим во время воздушных налетов или обстрелов, которых, поверьте, было великое множество. — Он минуту помолчал. — Еще вопросы?
— Вы сказали, что те городки, о которых вы упомянули, находятся в горах, примерно в пятидесяти милях от Плоешти. Местность здесь очень неровная, много труднопроходимых участков, иногда приходится преодолевать подъемы до двух тысяч футов. Как удавалось Ференци делать это? Он что, превращался в летучую мышь и летел к месту своей охоты?
