Край сцены превратился в пропасть, в шов, по которому смыкаются миры. Переступи через него, и ты никогда не вернешься назад. Ты станешь одной из масок, одной из историй, одной из колыбельных, которые, засыпая, поет себе сытое чудовище. Ты станешь им самим, его холодной плотью и кровью.
Руке было тепло, она как-то странно скользила по струнам. Корби казалось, что вот сейчас эта затянувшаяся импровизация закончится, ему позволят опустить гитару и сделать перед молчаливой публикой жутковатый марионеточный поклон. Но этого не происходило. Песня рассыпалась, ускользая между дрожащих струн, и собиралась снова, в новой формации, с новым ритмом и новыми риффами; ухватывала крошечный аспект настроения — и рушилась опять. Волны. Листья. Кровь. Асфальт. Сироты. Лезвия. Глаза. Крик. Корби начал догадываться, что у этой песни нет конца. Она была змеей, пожирающей свой хвост.
— У тебя кровь идет, — прорвался сквозь видение испуганный голос Комара. Корби почувствовал, что кто-то схватил его за руки и заставляет перестать. Он слышал, как захлебывается, опадает его мелодия. Ему, наконец, удалось остановиться. Руку жгло болью.
— Спасибо, — сказал он.
Комната медленно проступила сквозь видение масок, но само видение не рассеялось, а продолжало стоять перед глазами. Это было все равно, что постоянно видеть одним глазом одно, а другим другое. Корби подумал, что с ним это уже происходило — вчера утром, когда он всю ночь смотрел безумные сны, а потом, стоя перед зеркалом в ванной, увидел, как сквозь его лицо проступает чужое. Теперь ощущения повторились, но стали сильнее.
Охранник ушел. Гитара все еще висела у Корби через плечо, а Комар мягко держал его за обе руки.
— Ну ты и шутник, — нервно заметил он. — Не сказал, что умеешь играть. Где же ты раньше был? Мы бы такую группу…
— Я не умею играть, — оборвал его Корби. Он заметил, что с его руки на пол падают крупные капли крови. Порез от ножа открылся и снова кровоточил.
— Ты сейчас играл, — возразил Комар. — Круто играл.
Корби полуослепшими глазами смотрел ему в лицо.
— У меня расфокусированный взгляд? — поинтересовался он.
— Да, — сказал Комар. — Странный, как у твоего злобного друга. Вы что, обдолбались, что ли, по дороге сюда?
Он помог Корби снять гитару с плеча. К ним подбежал Ара. Он где-то раздобыл бумажную салфетку и теперь сунул ее в кровоточащую руку Корби.
— Где Ник? — спросил Корби.
— Он не приходил, — ответил Ара.
— Его надо спасать, — вслух подумал Корби. — У меня галлюцинации, и у него тоже.
— Если бы я так играл под кайфом… — начал Комар.
— Это совсем не похоже на кайф, — глухо ответил Корби и, шатаясь, вышел в коридор.
— Ты куда? — спросил Ара.
— Пойдем, — позвал его Корби. — Надо срочно найти Ника.
* * *
Они прошли мимо изображения Джима Моррисона. Его лицо, окруженное нимбом из ниспадающих вьющихся волос, слабо светилось в полутьме. Корби шарахнулся от прямого взгляда его глаз.
— Ты можешь объяснить, что это было? — истерически спросил Ара. — Что вообще происходит?
— Я ошибался, — ответил Корби. — Я думал, что Ник изводит себя раскаянием, а он по-настоящему сходит с ума. Точно так же, как я.
Ара замотал головой.
— Что ты такое говоришь? — не понял он. — Ты только что здорово играл на гитаре. Как ты это сделал? Я же знаю, что ты не умеешь.
— Где может быть Ник? — спросил в ответ Корби.
— Он шел в туалет, — напомнил Ара.
Их нагнал Комар.
— Здесь налево, — подсказал он.
Они повернули. Корби шел неровной, дергающейся походкой, но так быстро, как только мог. Ему казалось, что рисунки смотрят на него со стен, шевелятся, шепчут. Салфетка в его руке насквозь пропиталась кровью.
Они прошли мимо двери, за которой звучала приглушенная музыка, повернули еще раз, и Корби увидел вход в туалет. Корби ворвался в него и одну за другой толкнул двери кабинок. Во всех было пусто.
— Да что ему будет? — поинтересовался Комар. — Может, он вообще обиделся и уехал.
— Он не такой, — возразил Корби.
— Послушай, мы ведь можем просто ему позвонить, — предложил Ара. — А ты пока полей руку холодной водой. Кровь быстрее остановится.
— Хорошо, — согласился Корби. — Звони.
Он бросил набухшую от крови салфетку в мусорный бак, открыл кран и сунул порезанные пальцы в поток холодной воды. Розовая лента крови зазмеилась по белому кафелю раковины. Ара набрал номер Ника.
— Не берет, — сказал он.
Корби напряженно смотрел на него. Ему казалось, что он может различить приглушенное эхо гудков.
— Мы теряем время, — сказал Корби. — Мы должны найти Ника.
— Ник! — внезапно воскликнул Ара. — Ник, где ты?
Он встретился с Корби взглядом. Его лицо было очень напуганным.
— Ник, куда ты пропал? — спросил он. — Я тебя плохо слышу. Какая ловушка? Куда бежать?
— Он галлюцинирует, — сказал Корби. — Дай я с ним поговорю.
Ара передал ему трубку.
— Ник, это я, — окликнул Корби.
Ник странно рассмеялся.
— Зачем ты нас сюда привел? — спросил он. — Чего ты добиваешься?
— Что ты видишь? — спросил в ответ Корби.
— Андрея, — ответил Ник.
— Это просто галлюцинация, — сказал Корби.
— Нет, — возразил Ник. — Я вижу его на фотографии.
Корби понял, что слышит в трубке приглушенную музыку. Значит, Ник все еще в клубе.
— Где ты? — спросил он.
Корби вернулся в коридор. «Я должен догадаться, где сейчас Ник, — подумал он. — Если он видит то же самое, что и я, куда он мог пойти и что сделать?» Он остановился и, чувствуя, что окончательно сходит с ума, начал всматриваться в рисунки.
— Так я тебе и скажу, — рассмеялся Ник. — Это ты будешь отвечать на мои вопросы. Зачем. Ты. Привел. Нас. Сюда.
Город за нарисованными окнами. Крадущиеся тени в полутьме. Корби пошел вдоль изображения.
— Потому что Комар назначил мне здесь встречу, — ответил он.
— Не прикидывайся идиотом, — потребовал Ник. — Зачем тебе все это? Что ты скрываешь? Что ты задумал?
У людей города были лица — не такие, как у мертвых музыкантов, но тоже наделенные индивидуальными чертами. Окно у разветвления двух коридоров открывало вид на парадный подъезд какой-то гостиницы. На первом плане было такси. К его окну склоняла лицо молодая женщина, закутанная в манто с меховым воротником. Корби, пачкая стену кровью, коснулся изображения.
— Не может быть, — пробормотал он. — Я схожу с ума.
— Ты не сходишь с ума, — сказал Ник. — Ты сводишь других.
— Чего не может быть? — спросил Ара.
