В тот день он мчался, чтобы обогнать дьявола, ох, да, именно так, как будто ты этого не знаешь. Того еще дьявола, с глазами, сверкающими, как старинные, вырытые из земли монеты. Волосатого старого дьявола с пастью окровавленных зубов. Но все это случилось позже. Если в тот день Сильвер спас его и Ричи, тогда, возможно, он спас и Эдди Каспбрэка несколькими днями ранее, когда Билл и Эдди впервые встретились с Беном у остатков их разрушенной пинками больших парней плотины в Пустоши. Генри Бауэрс (выглядел он так, словно кто-то пропустил его через мясорубку) разбил Эдди нос, потом у Эдди начался приступ астмы, а его ингалятор оказался пустым. Так что в тот день именно Сильвер помог Эдди, Сильвер-спаситель.
Билл Денбро, который не садился на велосипед почти семнадцать лет, смотрит в иллюминатор самолета, в существование которого в 1958 году никто бы не поверил (его и представить себе не могли, разве что на страницах научно-фантастического журнала). «Хай-йо, Сильвер, ВПЕРЕ-Е-ЕД!» — думает он, и ему приходится закрыть глаза, которые начинают жечь внезапно появившиеся слезы.
Что случилось с Сильвером? Он вспомнить не может. Эта часть сцены по-прежнему темна; этот «солнечный» прожектор еще не зажегся. Может, и хорошо. Может, это во благо.
Хай-йо.
Хай-йо, Сильвер.
Хай-йо, Сильвер.
2— ВПЕРЕ-Е-ЕД! — прокричал он. Ветер понес слова ему за плечо, как развевающийся креповый шарф. Они вырвались громкими и четкими, эти слова, торжествующим ревом. Тогда только они могли так вырываться.
Он ехал вниз по Канзас-стрит, к городу, поначалу медленно набирая скорость. Сильвер катился, как только его удавалось сдвинуть с места, но для того, чтобы сдвинуть его с места, приходилось попотеть. В разгоне большого серого велосипеда было что-то от разгона большого самолета по взлетной полосе. Поначалу просто не верилось, что эта огромная ковыляющая машина может оторваться от земли — сама мысль казалось абсурдной. Но потом под машиной возникала ее тень, и прежде чем ты успевал подумать, а не мираж ли это, тень оставалась далеко позади, а самолет, уже изящный и грациозный, взмывал в небо, прорезая воздух, как мечта всем довольного человека.
Таким был и Сильвер.
Билл набрал скорость на небольшом спуске, и начал быстрее вращать педали, ноги его ходили вверх-вниз, а сам он завис над рамой велосипеда. Билл очень быстро понял (хватило пары ударов рамы по самому уязвимому для мальчишки месту), что перед тем как усаживаться на Сильвера, трусы нужно подтягивать как можно выше. Тем же летом, только позже, Ричи, наблюдая за подтягиванием трусов, скажет: «Билл это делает, надеясь, что у него когда-нибудь будут дети. Мне представляется, что эта идея не из лучших, но, как знать, они всегда могут пойти в его жену, так?»
Они с Эдди максимально опустили седло, и теперь, когда Билл нажимал на педали, оно тыкалось ему в поясницу и царапало ее. Женщина, выпалывавшая сорняки в своем цветнике, прикрыла глаза рукой, наблюдая за ним. Улыбнулась. Мальчишка на громадном «швинне» напомнил ей обезьяну на одноколесном велосипеде, которую она однажды видела в цирке «Барнум-энд-Бейли». «Он расшибется, — подумала она, возвращаясь к прополке. — Велосипед слишком велик для него». Но ее это не касалось.
3
Биллу хватило здравого смысла не спорить с большими парнями, когда они появились из кустов. Выглядели они, как разозленные охотники, преследующие зверя, который уже покалечил одного из них. Эдди, однако, опрометчиво открыл рот, и Генри Бауэрс стравил злость.
Билл их, само собой, знал: Генри, Рыгало и Виктор, едва ли не самые отъявленные негодяи в школе. Они пару раз избивали Ричи Тозиера, с которым Билл иногда водил дружбу. Но, по мнению Билла, вина отчасти лежала и на Ричи — не зря же его прозвали Балаболом.
Однажды в апреле Ричи сказал что-то насчет их воротников, когда они проходили мимо по школьному двору. Воротники они подняли, как Вик Морроу в «Школьных джунглях».[99] Билл, который сидел у стены и безо всякого интереса играл в шарики, полностью всей фразы не расслышал. Генри и его дружки тоже — но они услышали достаточно, чтобы повернуться в сторону Ричи. Билл предполагал, что Ричи намеревался сказать то, что сказал, тихим голосом. Но на свою беду, тихим голосом говорить Ричи не умел.
— Что ты сказал, маленький очкастый козел? — полюбопытствовал Виктор Крисс.
— Я ничего не сказал, — ответил Ричи, и это опровержение, на пару с лицом Ричи, на котором, вполне естественно, отражались смятение и страх, могли поставить точку. Да только рот Ричи более всего напоминал необъезженную лошадь, которая могла взбрыкнуть в любой момент. И теперь Ричи неожиданно добавил: — Вычисти серу из ушей, верзила. Пороха не одолжить?
Какое-то мгновение они остолбенело таращились на него, потом ринулись вдогонку. С прежнего места у стены здания Заика Билл наблюдал за этой неравной гонкой, от самого начала до предсказуемого завершения. Встревать смысла не имело; эти трое громил с радостью отколошматили бы двух сопляков вместо одного.
Ричи по диагонали пересекал игровую площадку для самых маленьких, перепрыгивая через качалки и лавируя между качелями, осознав, что бежит в тупик, лишь когда уперся в забор из рабицы, который отделял школьную территорию от примыкающего к ней парка. Он попытался перелезть через забор, цепляясь за проволоку пальцами и втыкая в ячейки мыски кроссовок. И преодолел две трети пути до вершины, когда Генри и Виктор Крисс вернули его на землю: Генри — схватив за куртку, Виктор — за джинсы. Ричи кричал, когда его сдергивали с забора. На асфальт он упал спиной. Очки слетели. Он потянулся к ним, но Рыгало Хаггинс пнул их ногой — и в то лето одну из дужек обматывала изолента.
Билл поморщился и пошел к фасаду школы. Увидел, как миссис Могэн, одна из учительниц четвертого класса, спешит, чтобы прекратить это безобразие, но знал: они успеют крепко отделать Ричи, и когда она доберется до места избиения, Ричи уже будет плакать. Плакса, плакса, посмотрите на плаксу.
Биллу от них практически не доставалось. Они, разумеется, высмеивали его заикание. Иногда помимо насмешек он получал пинок или тычок. Однажды в дождливый день, когда они пошли на ленч в спортивный зал, Рыгало Хаггинс выбил из руки Билла пакет с завтраком и раздавил саперным сапогом, превратив содержимое в кашу.
— Ой-ей-ей! — прокричал Рыгало в притворном ужасе, поднял руки, принялся ими трясти. — И-и-извини, что так вышло с твоим за-а-автраком, г-г-гребаный козел! — И пошел по коридору к фонтанчику с водой у дверей мужского туалета. Привалившийся к фонтанчику Виктор Крисс так смеялся, что едва не надорвал живот. В итоге ничего страшного не произошло. Эдди Каспбрэк поделился с ним половиной сандвича с арахисовым маслом и джемом, а Ричи с радостью отдал ему яйцо, мать давала ему с собой яйца через день, а Ричи говорил, что от них его тошнит.
