— Морриган, — произнес он, и в голосе его особого страха не слышалось.
Антон отложил книгу, но страницу закладывать не стал — незачем. Снял очки, протер полой фланелевой рубашки, затем снова надел, чтобы ничего не упустить. Пока Морриган были иссиня-черными очерками, что перемещались по глубоким теням лавки, но он их видел. Когда Антон заговорил, они остановились. Одна зашипела — не по-кошачьи, долго и стойко, а скорее как воздух, что выходит из надувного плота, который один лежит между тобой и темным морем с акулами: то шипела, сочась в расходящиеся швы, сама жизнь.
— Я так и думал. Что-то происходит, — сказал Антон, теперь — отчасти нервно.
— И знаки были, и пророчество Люминатуса — я так и знал, что-то должно произойти. Но не думал, что это будете вы — лично, так сказать. Весьма увлекательно.
— Приверженец? — спросила Немайн.
— Поклонник, — сказала Бабд.
— Жертва, — сказала Маха.
Они сгрудились вокруг него — за границей света.
— Я перевез сосуды души, — сказал Антон.
— Догадался, что с прочими что-то случилось.
— Ай, ты разочарован, что не первый? — спросила Бабд.
— Все будет как в первый раз, тыковка, — сказала Немайн.
— Во всяком случае, для тебя. — И она хихикнула.
Антон опустил руку под стойку и нажал кнопку. Над передними витринами и входом в лавку начали разворачиваться стальные шторы.
— Боишься, как бы мы не сбежали, черепах, — сказала Маха.
— Правда же, он похож на черепаху?
— О, я знаю, шторы вас не удержат, они здесь не для этого. В книгах говорится, что вы бессмертны, а я подозреваю, что это не совсем так. Слишком много ходит историй о воинах, которые вас ранили и видели, как вы исцеляетесь прямо на поле битвы.
— Мы останемся еще на десять тысяч лет после твоей смерти — которая, могу прибавить, начнется уже довольно скоро, — ответила Немайн.
— Души, черепах. Куда ты их дел? — Она дотянулась лапой, и заточенные когти цапнули свет у лампы. Яд капал с них и шипел, пузырясь на полу.
— Ты, стало быть, Немайн, — сказал Антон.
Морриган улыбнулась — в темноте сверкнули ее зубы.
Антона объял странный покой. Тридцать лет он так или иначе готовился к этому. Как там говорили буддисты?
«Ты можешь поистине жить, только будучи готовым к своей смерти».
Если тебя не подготовили тридцать лет сбора душ и наблюдения за тем, как люди умирают, что вообще способно тебя подготовить? Под стойкой Антон аккуратно отвинтил колпачок из нержавеющей стали, что прикрывал красную кнопку.
— Вон те колонки в глубине лавки я установил несколько месяцев назад. Вы наверняка их видите, хоть мне и не видно, — сказал Антон.
— Души! — рявкнула Маха.
— Где?
— Я не знал, понятно, что это будете вы. Мне казалось, должны явиться эти маленькие твари, которые шляются тут по району, — я их видел. Но вам, я чаю, музыка тоже должна понравиться.
Морриган переглянулись.
Маха прорычала:
— Кто сейчас говорит «я чаю»?
— Он лепечет, — сказала Бабд.
— Давайте его пытать. Вынимай у него глаза, Немайн.
— Вы помните, как выглядит клеймор? — спросил Антон.
— Здоровенный двуручный палаш, — ответила Немайн.
— Хорошо бошки оттяпывать.
— Я знала, я знала, — сказала Бабд.
— Она просто выделывается.
— Ну а в наше время клеймор означает нечто иное, — сказал Антон.
— Если работаешь с подержанными вещами три десятка лет, попадаются весьма занятные. — Он закрыл глаза и нажал кнопку.
Он рассчитывал, что душа его упокоится в книге — предпочтительно в надежно спрятанном первом издании «Консервного ряда». [60]
Изогнутые противопехотные мины направленного действия «клеймор», которые Антон установил в колонках в глубине лавки, взорвались, швырнув две тысячи восемьсот шариков от подшипников в стальные шторы со скоростью, немногим меньшей скорости света, — и шарики эти разодрали в клочья Антона и все остальное на своем пути.
Рэй шел за любовью всей своей жизни квартал вверх по Мэйсон-стрит, а потом его любовь вскочила в канатный вагон и проехала остаток пути вверх по склону холма в Китайский квартал. Проблема в том, что вычислить, куда направляется вагон, легко, но ходят эти вагоны с интервалом минут в десять, поэтому Рэй не мог дождаться следующего, вскочить в него и крикнуть вагоновожатому:
«Поезжайте вон за тем антикварным транспортным средством — и газуйте посильней!»
Такси в пределах видимости тоже не наблюдалось.
Выяснилось, что бежать вверх по крутому склону в жаркий летний день в уличной одежде — не совсем то же самое, что бегать перед строем поджарых резиновых кукол по движущейся дорожке в спортзале с кондиционированным климатом.
Когда Рэй добрался до Калифорния-стрит, он обливался потом и не только ненавидел весь город Сан-Франциско и его обитателей в придачу, но и готов был навсегда позабыть Одри и вернуться к относительному отчаянию Украинских Рабынь, Отсасывающих Досуха издалека.
Передышка ему выпала на развязке Пауэлл-стрит, где вагоны разворачивали на вертушке у Китайского квартала, и Рэй сумел запрыгнуть в следующий и продолжить головокружительную погоню со скоростью семь миль в час — еще десять кварталов по Маркет-стрит.
Затем Одри выскочила из кабельного вагона, перешла прямо на островок посреди Маркет-стрит и села в древний трамвай, который тронулся, не успел Рэй дойти до остановки. Это просто какая-то дьявольская суперведьма общественного транспорта, подумал он. Вагоны ее поджидают, когда ей нужны, а стоит добраться до места ему, они уже уехали. Ей подвластен некий злой трамвайный амулет, в этом нет сомнений.
(В делах сердечных воображение бета-самца порою быстро ополчается на барахтающегося ухажера, и у Рэя оно в тот миг уже поглощало те крохи уверенности, что он собрал в кулак.)
Однако перед ним лежала Маркет-стрит — самая оживленная улица в городе, и Рэй сумел быстро поймать такси и проехать за Одри до самой Миссии. И даже пару кварталов дальше, пока Одри снова шла пешком.
Рэй держался в квартале за ней, и Одри его привела к большому нефритово-зеленому особняку в стиле королевы Анны чуть дальше 17-й улицы.
На колонне у входа висела табличка:
БУДДИСТСКИЙ ЦЕНТР «ТРИ ДРАГОЦЕННОСТИ».
Рэй уже отдышался и пришел в себя, поэтому с комфортом расположился за фонарным столбом через дорогу и смотрел, как Одри поднимается на крыльцо. Ей навстречу распахнулась застекленная дверь; выскочили две старушки — казалось, им не терпится что-то сообщить Одри, но они не могут взять себя в руки.
Рэю старушки показались знакомыми. Он затаил дыхание и полез в задний карман джинсов. Извлек две фотокопии водительских прав тех женщин, которых его просил отыскать Чарли. Ну точно, они — перед будущей миссис Мэйси стояли Эстер Джонсон и Ирэна Посокованович. И в тот миг, когда Рэй ломал голову над возможной связью, дверь буддистского центра опять открылась и наружу вылетело нечто похожее на речную выдру в мини-платьице с блестками и в сапогах стриптизерши. Оно кинулось в атаку на лодыжки Одри с ножницами наперевес.
