— Ты беременна?
— Четыре или шесть недель. Может быть, поэтому я вела себя как сумасшедшая там, в особняке. Говорят, что из-за гормональных изменений во время беременности с женщинами творится что-то невероятное.
— Я мало что знаю о таких вещах, — ответил он, застенчиво улыбаясь. — Но, пожалуйста, больше никогда не веди себя так. Я знаю, следует остерегаться Мартовских ид, но ты чуть не довела меня до сердечного приступа. — Он замолчал, лицо его стало серьезным. — Ребенок!..
Его голос сорвался, и она увидела слезы, выступившие на его глазах, когда он снова заговорил.
— Кэрол, это чудесно!
Она покачала головой и сама расплакалась, не в силах больше сдерживаться.
— Не так уж чудесно, — сквозь слезы проговорила она. — Почему это не произошло год назад? Это ужасно! Ребенок Джима — и он никогда не увидит его. Он так мечтал о детях, а мы не были уверены, что у нас будет хотя бы один, а теперь он будет, но Джима нет, и ребенок родится без отца! Почему Бог устраивает такие мерзкие, злые шутки?
— Не знаю. Но может, это вовсе не так уж мерзко. То есть это по-своему означает, что Джим жив, ведь так?
Счастливый смысл этой догадки внезапно поразил Кэрол. Она медленно откинулась на подушку, с наслаждением ощущая, какая она мягкая и удобная.
Грейс, зябко поежившись, проговорила:
— Значит, вы считает, что мы сыграли на руку этому… этому Врагу, когда отправились в Монро. По-вашему, он воздействовал на нас? Не думаете ли вы, что мы поддались обману?
— Ни в коем случае! — вскричал Мартин. — Как можете вы такое говорить? С нами был Святой Дух. Он вел нас!
— Подожди, Мартин, — остановил его брат Роберт. — Послушаем ответ мистера Вейера. Объясните все, пожалуйста.
— Что ж, — сказал мистер Вейер. Казалось, он постарел на несколько лет с тех пор, как появился в квартире Грейс. — В мире существуют две противоборствующие силы. Мне кажется, что вы находитесь под воздействием той из них, которая сопротивляется Врагу. Я думаю, что тот, кто избран противостоять Врагу, вскоре появится, хотя мне и не совсем ясно, чем будет вызвано его появление.
— А мне ясно одно, — заявил Мартин, — ребенок не должен родиться!
— Кэрол — моя племянница, — вмешалась Грейс, чувствуя потребность встать на защиту Кэрол. — Подумайте, что произошло с Джимом! Я не допущу, чтобы она пострадала!
— Конечно, — поддержал ее брат Роберт, зло посмотрев на Мартина. — Молодая женщина ни в чем не виновата. Причинить ей вред — значит опуститься до уровня Духа зла, которому мы намерены противостоять.
— Тогда что же нам делать? — в отчаянии вскричал Мартин.
Грейс не нашлась, что ответить. Мистер Вейер молчал.
Брат Роберт обратился к Грейс:
— Признаем ли мы, что Антихрист вселился в вашу племянницу?
Грейс отвернулась. Все в ней восставало против этого утверждения, но оно объясняло так много! Прежде всего, ее собственную реакцию в ту ночь, месяц назад, когда Кэрол и Джим навестили ее. Кэрол, вероятно, уже тогда была беременна, и Грейс ощутила присутствие Духа зла в ней. И в тот же вечер, только позже, она бессознательно осквернила святой гимн богохульством.
Она молча кивнула. Кивнул также Мартин. Лишь мистер Вейер остался неподвижен.
Монах снова заговорил, голос его звучал мягко.
— Тогда все мы должны согласиться с тем, что не можем допустить рождения этого ребенка.
— Кэрол невиновна! — воскликнула Грейс. — Вы не должны причинить ей вред.
— Я не имею такого желания. Я даже запрещаю это делать. Значит, мы должны найти способ нанести удар по этому исчадию ада, не причиняя вреда женщине, вынашивающей его. Нам нужно найти способ вызвать выкидыш или убедить ее… — он возвел очи к небу, — никогда не думал, что буду говорить такое, сделать аборт.
Грейс бросило в холод, потом в жар. То было святое пламя обновленной веры, которое вспыхнуло, когда ее озарила ослепительным, словно алмаз, светом спасительная мысль, таившаяся до сих пор в глубине ее сознания, как искра под пеплом. Грейс показалось, что она воспарила в экстазе, дивясь славе Господней и неисповедимости путей Его.
— Славься! — закричала она.
— Что случилось? — спросил Мартин, Отпрянув от нее в испуге.
— Я знаю, кто станет тем Избранным, который нанесет смертельный удар Антихристу!
Грейс плавно, словно паря в воздухе, повернулась и скользнула в свою спальню.
Это была та счастливая возможность, о которой она молилась все прошедшие годы. Одним деянием она сумеет ответить за все грехи, совершенные ею в молодости. Смерть одного живого существа очистит ее душу от смертей множества других, пятном лежащих на ней.
Благоговея перед совершенством этой пропорции, Грейс выдвинула нижний ящик шкафа и пошарила там рукой. Она нащупала пыльный кожаный футляр, который положила туда много лет назад, и достала его. По ширине и высоте он был с коробку от сигар, но в два раза длиннее.
То были орудия ее спасения.
Не замечая пыли на футляре, Грейс прижала его к груди и задумалась, глядя в зеркало.
Она начала работать в середине тридцатых годов, когда ей еще не было и двадцати. Через несколько лет все попавшие в беду молодые девушки стали называть ее Несравненной Грейс, ибо она была квалифицированной медицинской сестрой, внимательной к своим клиенткам и искусной, знавшей, как избежать инфекций после окончания ее операции. Однако со временем она осознала всю греховность своего занятия и навсегда отказалось от него.
Теперь оставалось только гадать: не Господней ли волею уготована была ей роль Несравненной Грейс?
Сияющая, она вернулась в гостиную и объявила брату Роберту, Мартину и мистеру Вейеру:
— Я — Избранная.
— Избранная для чего? — спросил Мартин.
— Избранная остановить Антихриста.
Суббота, 16 марта
— Мне отвратительно подобное намерение! — воскликнул брат Роберт, взволнованно расхаживая по гостиной Мартина. За окнами уже опустилась ночь. Как всегда босой, он не замечал, что ноги его стынут на деревянном полу. — Об этом не может быть и речи. Я не могу дать своего согласия.
— Но, брат Роберт… — начал Мартин.
Монах оборвал его:
— Аборт — это грех! Господь не желает, чтобы мы грешили! Даже подумать о таком деянии уже богохульство!
Сама идея похитить бедную молодую женщину, насильственно лишить ее сознания с помощью наркоза и вторгнуться в ее интимные органы, чтобы вырвать того, кто покоится в ее чреве, независимо от его природы… Это было абсолютно чуждо всему, чему он посвятил свою жизнь, всему, что составляло его душевный мир. Он содрогался от отвращения при одной лишь мысли об участии в подобном насилии.
