Она открылась.
Вот черт… Я бы предпочел более эффектное появление.
Я вошел и оказался в обалденно шикарной обстановке: полумрак, мохнатые ковры, кожаные диваны, на столике сервированы всякие закуски, бар с напитками, а еще я смог разглядеть двух женщин на кожаном двухместном диванчике.
Они обе посмотрели на меня, когда я закрывал за собой дверь. Выражение лица Мёрфи было в лучшем случае неопределенным, взгляд затуманенный и расфокусированный, зрачки расширены так, что почти не виден синий цвет радужки, а губы чуть припухли от поцелуев. Она увидела меня, и на этих губах медленно расплылась весьма чувственная улыбка.
— Гарри, это ты.
Другая женщина одарила меня улыбкой столь же чувственной, но гораздо более хищной. У нее были волосы до плеч, такие черные, что они словно сияли в окружающей темноте, отливая синевой. Глаза — зеленые с золотом, яркие и проникновенные. На ней была серая юбка от делового костюма, жакет скинут, пуговицы на блузке почти все расстегнуты — вид на грани приличия. Во всем остальном она была именно такой, как описывал Берт Декер, — величественной и прекрасной.
— Так, значит, — проговорила она чуть с хрипотцой, глубоким грудным голосом, — это и есть знаменитый Гарри Дрезден.
— Уг-мм, — невнятно, как пьяная, пробормотала Мёрфи. — Гарри. И его жезл. — Она хихикнула.
Боже ты мой, она именно хихикнула.
— Мне он нравится, — заявила брюнетка. — Сильный. Умный.
— Ага, — сказала Мёрфи. — Я уже так давно его хочу. — Она снова захихикала. — Его и его жезл.
Я направил упомянутый жезл на Медитрину Бассарид:
— Что вы с ней сделали?
— Я? Ничего, — сказала женщина.
Лицо Мёрфи вспыхнуло.
— Пока.
Женщина издала двусмысленный смешок, играя волосами Мёрфи.
— Мы к этому идем. Я просто разделила с ней объятие бога, чародей.
— Я как раз собиралась надрать тебе за это задницу, — сообщила Мёрфи. Она озиралась по сторонам, и я заметил, что разбитая лампа валяется на полу, а столик, на котором эта лампа стояла прежде, опрокинут — свидетельство того, что без драки не обошлось.
— Но мне так хорошо сейчас… — Взгляд ее затуманенных голубых глаз остановился на мне. — Гарри, иди, присядь с нами.
— Непременно, Гарри, — промурлыкала женщина. — Мы дивно проведем время. — Она извлекла откуда-то бутылку Макова пива. — Выпей с нами.
Единственное, чего мне действительно сейчас хотелось, — это пиво Мака. Вот блин.
Но я не это имел в виду. Это совсем не то. Я сказал себе очень твердо, что все идет неправильно. Даже если Кэррин ухитрилась каким-то образом сделать так, что ее наплечная кобура выглядит как нижнее белье.
Или, может, дело во мне.
— Медитрина была римской богиней вина, — сказал я. — А бассариды — это другое название прислужниц Диониса. — Я кивнул на пиво в ее руке и сказал: — Я думал, что менады были винными снобами.
Губы женщины растянулись в широкой, неподдельной улыбке, а зубы у нее были просто идеально белые.
— В любом веселящем дух напитке — божественный дух, смертный.
— Так вот с чем их связывает духовный канал, — проговорил я. — С Дионисом. С богом кутежей и экстатического неистовства.
— Разумеется, — кивнула менада. — Смертные забыли истинное могущество бога. Пора им напомнить.
— Если вы собираетесь поганить напитки, так почему бы не начать с самого крупного паба на стадионе? Так вы могли бы добраться до чертовой уймы народа.
Она иронически усмехнулась:
— Пиво, механически сваренное в котлах размером с дом, которое после этого подают охлажденным? В нем нет души. Оно вообще не достойно именоваться пивом.
— Дошло, — сказал я. — Вы пивной сноб.
Она улыбнулась, и ее дивные зеленые глаза встретились с моими.
— Мне нужно было что-то настоящее. Что-то, что мастер создавал с любовью и гордился тем, что создал.
А вот это действительно имело смысл — с технической точки зрения. Магия есть во многом, в том числе и в эмоциях. Стоит вам начать массовое производство, и вы — по самой природе процесса — утрачиваете чувство личной причастности, которое могли бы иметь к тому, что сделано своими руками. Если рассматривать ситуацию с точки зрения менады — у фабричного пива нет ничего, во что она могла бы запустить магические зубы, никакой основы, на которую можно наложить ее запутанные чары.
Пиво Мака, конечно, готовилось с гордостью — настоящей, личной гордостью, я имею в виду, а не корпоративной гордостью официального представителя.
— Зачем? — спросил я ее. — Зачем вы вообще это делаете?
— Вряд ли я одинока в своих действиях, чародей, — ответила она. — Все дело в том, кто я.
Я нахмурился и наклонил к ней голову.
— Смертные забыли богов, — сказала она, и в голосе послышались грозовые нотки подступающего гнева. — Они полагают, что Белый Бог вытеснил прочих богов. Но они здесь. Мы здесь. И мне так же поклонялись в свое время, смертный.
— Может, вы и не в курсе, — заметил я, — но большинству из нас это до лампочки. Все эти громы и молнии с небес уже давно не эксклюзив.
Она рассердилась, глаза засияли ярче.
— Конечно. Мы удалились и оставили мир вам — и что из этого вышло? За две тысячи лет вы отравили и изнасиловали Мать Землю, давшую вам жизнь. Вы уничтожили леса, загрязнили воздух и затмили колесницу самого Аполлона зловонием ваших кузниц.
— Поэтому вызвать массовые беспорядки на игре «Буллз» будет самое оно? — спросил я.
Она широко улыбнулась, демонстрируя острые клыки.
— Мои сестры годами устраивали футбольные матчи на континенте. Мы расширяем полномочия. — Она отхлебнула из бутылки, обхватив губами горлышко, и убедилась, что я это заметил. — Умеренность. Это отвратительно. Нам бы следовало задушить Аристотеля в колыбели. Алкоголизм! Подумать только, именовать бога недугом.
Она оскалила на меня зубы:
— Необходимо преподать урок.
Мёрфи задрожала, выражение ее лица сделалось неприятным, взгляд голубых глаз сосредоточился на мне.
— Прояви свое уважение к богу, чародей, — бросила менада. — Пей или присоединишься к Пентею[21] и Орфею.
Греческие парни. Оба были растерзаны менадами и их смертными подружками в оргиях экстатического неистовства.
Мёрфи тяжело дышала, щеки ее пылали, в глазах горели вожделение и неистовство. И она смотрела прямо на меня.
Блин!
— Делаю встречное предложение, — проговорил я спокойно. — Развейте чары на пиве и уезжайте из моего города прямо сейчас, а я не отправлю вас по почте обратно в Эгею дюжиной нашинкованных кусков.
