Мельба огорченно смотрела на него.
— Ничего не пойму, но вы все же старались помочь. В отличие от полиции. — Она протянула руку. — Спасибо.
Лайл ответил рукопожатием и чуть не охнул, охваченный целым вихрем эмоций — недолгая злоба, тоска, одиночество года полтора, не больше двух, — а затем темнота, жадная темнота, поглощает Мельбу и все вокруг.
Он быстро выпустил ее руку, словно получив удар током. Неужели это ее ждет? Неужели ей остается меньше двух лет?
— До свидания, — пробормотал Лайл и вышел.
Чарли повел ее в приемную, бросив через плечо на него странный взгляд.
— Ифасен сегодня сам не свой, — объяснил он клиентке.
Совершенно верно, мысленно согласился Лайл, чувствуя медленно проползавшие по спине мурашки. Если сам не свой, то чей, черт возьми?
Джек убьет меня, если узнает.
Джиа в нерешительности стояла перед облупленной дверью квартиры. Вопреки рассудку, вернулась на сайт пропавших детей, настучала домашний номер со странички Тары Портмен. Спросила ответившего мужчину, не родственник ли он девочке, — оказалось, отец, — представилась свободной журналисткой, сотрудничающей в разных газетах. Задумала цикл статей о детях, исчезнувших лет десять назад, не сможет ли он уделить ей несколько минут...
— Конечно, почему бы и нет, — последовал лаконичный ответ. — Пожалуйста, забегайте в любой момент, я почти всегда дома.
И вот она стоит на раскаленной площадке третьего этажа многоквартирного дома на дальних Западных Сороковых, боясь сделать следующий шаг. Надела строгий синий деловой костюм, в котором обычно встречается с менеджерами, сунула в сумочку блокнот и магнитофон.
Надо было спросить насчет миссис Портмен: жива ли она, дома ли, женаты ли они до сих пор...
Может быть, стоит учесть, что Тара ищет мать, не упоминая отца. Не намекает ли это на их отношения, не подтверждает ли предположение Джека о причастности отца к исчезновению дочки?
Однако мысль о том, что призрак Тары Портмен явился одной только ей, зудит в голове, словно пойманная оса. Она не будет знать покоя, пока не выяснит, что нужно Таре Портмен. Кажется, девочке нужна мать.
— Ну, я уже далеко зашла, — пробормотала Джиа, — не стану останавливаться.
И постучала.
Через минуту дверь открыл мужчина лет сорока пяти. С небритой скуластой физиономии смотрят голубые глаза Тары, крупная фигура втиснута в обтрепанную футболку, пожелтевшую под мышками, испещренную спереди пятнами от пролитого кофе. Босые ноги в шортах, длинные светлые волосы торчат во все стороны.
— Что вам нужно?
Джиа сдержала стремление убежать.
— Я... та самая журналистка, которая с вами связывалась по электронной почте.
— А, да-да. — Он протянул руку. — Джо Портмен. Входите.
Шагнув в крошечную квартирку, она постаралась не выдать реакцию на ударивший в нос запах кислого застарелого пота, объедков, готовки. Джо Портмен суетливо выключал телевизор, подбирал с пола, с продавленного дивана разбросанную одежду, комком запихивая в шкаф.
— Извините. Не ждал вас так скоро. Кофе?
— Нет, спасибо, я только что пила.
Он сел на диван, указав ей на стул у телевизора.
— Знаете, до чего странная вещь... Сижу вечером, смотрю игру «Янкис» и вдруг вспомнил о Таре!
Джиа осторожно уселась.
— Вы не часто ее вспоминаете?
Мужчина пожал плечами:
— Слишком долго только о ней и думал. Видите, до чего это меня довело. Больше стараюсь не думать. Врач в клинике говорит: что было, то прошло, надо жить. Я живу. Только медленно привыкаю. С трудом.
— Когда именно вспомнили Тару? — поинтересовалась Джиа, осененная неожиданной мыслью.
— Собственно, даже не вспомнил. На секунду, на долю секунды почуял, что она здесь, в этой комнате. Потом это чувство развеялось.
— И когда это было?
Портмен поднял глаза к потолку:
— Дайте сообразить... «Янкис» играли в Окленде, значит, в пятницу вечером.
— Поздно?
— Довольно поздно. По-моему, часов в одиннадцать. А что?
— Просто интересуюсь. — Она подавила ледяную дрожь.
Джо Портмен почуял присутствие дочери в момент землетрясения под Менелай-Мэнор.
— В том-то и дело, что в пятницу вечером мне это почудилось, а сегодня утром вы говорите, что собираетесь писать о Таре... Неужели синхронное совпадение?
От типа вроде этого самого Портмена не ожидаешь таких выражений.
— В жизни случаются странные вещи, — сентенциозно заметила Джиа.
— Правда. — Он со вздохом взглянул на нее. — Ну, милая газетчица, что вы хотите от меня услышать?
— Может, начнем с самого происшествия?
— С исчезновения? Исчерпывающие подробности найдете в старых газетах.
— Лучше бы от вас услышать.
Джо Портмен прищурился, ленивый голос зазвучал резче:
— Вы действительно журналистка? Не из полиции?
— Упаси боже. А что?
Он откинулся на спинку дивана, глядя на свои руки, сложенные на колене.
— Одно время я был подозреваемым. Вместе с Дот.
— С вашей женой?
— С бывшей... Дороти. Копы бегали с пустыми руками, газеты без конца талдычили о сатанинских культах, ритуальных жертвоприношениях... Возникли подозрения, не связаны ли мы как-нибудь с этим гнусным lерьмом. Выяснилось, слава богу, что нет, иначе нам предъявили бы обвинение. Было бы еще хуже, если можно такое представить.
— Что же произошло с Тарой?
— Кратко могу повторить, — вздохнул Портмен. — Записывать не будете?
Какая глупая промашка! Джиа поспешно полезла в сумочку за портативным магнитофоном.
— Разрешите?
— Пожалуйста. Мы жили в бруклинском районе Кенсингтон, знаете?
— Нет. Я выросла не в Нью-Йорке.
— Звучит как бы шикарно, а на самом деле простой старый квартал для среднего класса, ничего особенного. Я служил в корпорации «Чейз» здесь, в центре. Дот работала секретарем школьного совета Двадцатого округа. Вполне прилично. В Кенсингтоне нам нравилось — рядом Проспект-парк, Гринвудское кладбище... Верьте не верьте, мы его очень любили. Необычайно красивое место. — Он снова перевел взгляд на собственные руки. — Может быть, если бы поселились в другом квартале, Тара осталась бы с нами.
— Почему?
— Когда дочке исполнилось восемь лет, мы повезли ее посмотреть лошадей в Кенсингтонских конюшнях у парадного плаца. Она один раз проехалась и мигом неудержимо влюбилась в верховую езду, поэтому мы записали ее на уроки. Тара была прирожденной наездницей, целый год занималась три раза в неделю, днем по вторникам и четвергам и утром по субботам. По четвергам немножечко дожидалась, пока Дот приедет за ней. Ей было строго-настрого велено оставаться в конюшнях, ни при каких обстоятельствах не выходить. Целый год так и было. А однажды в четверг Дот приехала — точно вовремя, обратите внимание, — Тары нет... — Голос прервался. — С тех пор мы ее больше не видели и ничего не слышали.
