Ближайшая дверь была закрыта: толстая хромированная цепь, на конце которой висел огромный замок, переплетала ручки. Но цепь не запирала дверь, она просто висела на случай, если понадобится. Вейлон с грохотом потянул за нее, развернулся и тяжелым концом сильно ударил Рональда по лицу, задев ему висок. Рональд упал на бок, изо рта у него посыпались металлические усики, разлетелись и задергались на полу. Завершая поворот, Вейлон махнул цепью и тяжелым замком попал по выключателям света, полностью их разрушив. Энергия победы и адреналин пели у него в крови, он кричал какой-то бессловесный вызов поверженному Рональду, но внутри все вопило: Мама! Моя мама!
Размахивая цепью, он плечом толкнул дверь, распахнул ее настежь и вломился в визжащую темноту спортзала. Тут Вейлон остановился отдышаться.
Было темно, но в слабом свете из дверей раздевалки Вейлон различил, что к нему приближаются белые халаты медсестер, словно одежды невидимых женщин, над линией шеи блестит что-то металлическое. А у входа – взрослые. Взрослые существа. Они тоже двигались в его сторону. Единственный путь на свободу есть только на стене – открытые окна.
Справа от двери находился выключатель. Вейлон видел, как им пользовался сторож. Он со всей силы надавил на него – складные автоматические трибуны загрохотали и стали выдвигаться со стены. По залу заметались слабые зубчатые тени. Люди падали, уползали в стороны.
Вейлон взмахнул цепью и с силой швырнул ее в темноту, туда, где должно быть лицо ближайшей медсестры. Цепь нашла свою жертву. Вейлон слышал, как медсестра вскрикнула и повалилась на вторую медсестру.
Потом Вейлон вспрыгнул на выдвинувшуюся скамейку трибун, которая оказалась к нему ближе всего, и побежал вверх вдоль плывущих алюминиевых лавок, балансируя на грохочущих, сползающих вниз скамейках, как будто развлекался серфингом на механической волне. Но в темноте было плохо видно, лишь небольшой уголок света указывал на открытое окно у самого потолка. Вейлон споткнулся, упал, разбил колено о металлический край трибуны, вскрикнул: «Вот блин!» и снова встал на ноги, хотя трибуны продолжали раскрываться под ним, как аккордеон.
Дети вопили, и Вейлон крикнул:
– Это монстры! Они превращают нас в тварей, они уже не люди! Бегите!
Его голос отдавался эхом, заглушал другие крики, а он все лез, спотыкаясь, вверх.
И вдруг он услышал, как множество голосов повторяют нечто вроде литании, что-то насчет ночного протокола: Ночной протокол, ночной протокол, и внезапно десятки пар маленьких огоньков с длинным узким лучом зажглись в зале. Это были крепко связанные попарно огни с очень узким лучом, похожие на свет миниатюрных фар, а по форме напоминающие…
Глаза.
Глаза взрослых в зале излучали свет. Их глаза светились, но не как у кошек, а как фары или спаренные лазеры. Цвет лучей был различным: от красноватого до зеленого. И они все удлинялись, каждая пара световых лучей шарила по залу, двойной стрелой протыкая пространство, металась, освещала детей. Свет сворачивал то туда, то сюда. Свет искал Вейлона в темноте огромного зала.
Дети плакали.
Они увидели, как засветились в темноте глаза их родителей красно-зеленым светом. Увидели, как эти безжалостные лучи шныряют по залу, устраивая пугающую иллюминацию. Увидели, как их мамы и папы встали на четвереньки, как их руки удлинились металлическими штырями, которые выдвинулись из кистей, как родители стали карабкаться по трибунам, цепляясь за них пальцами со слишком большим количеством фаланг. Родители передвигались по залу, как пантеры, прыгали на десять футов и приземлялись на четвереньки. Мамы и папы превратились в шипящих тварей, то ли людей, то ли собак, которые отбрасывали детей в сторону и кидались на них, делая неестественные, из стороны в сторону, движения челюстями, когда подростки и младшие дети побежали к дверям.
Вейлон с облегчением увидел, что многим детям удалось убежать через дверь. Стараясь их остановить, обезумевшие родители отвлеклись от Вейлона. Но некоторые двинулись следом за ним. Жуткое это было зрелище. Ползучие твари в темноте, разреженной лишь отраженным мерцанием парных лучей и светом собственных двойных фар, пресмыкающиеся создания в домашних платьях, почтовой униформе, деловых костюмах гнались за Вейлоном по остановившимся наконец трибунам. Он метался то вперед, то назад, пытаясь ускользнуть от них, то прижимался к стене, то отскакивал, стремясь добраться до потолка.
На самом верхнем ряду трибун он остановился, чтобы перевести дух, и посмотрел вниз.
В свете лучей из их глаз, которые пересекались, как рапиры, он разглядел многих. Увидел, как к нему лезет мистер Соренсон. И бледный толстый Рональд с месивом вместо лица. И мистер Воксбери с учительским свистком на шее. И миссис Симмонс, учительница английского языка, которая оторвала подол у своего длинного платья, чтобы было легче ползти наверх. Ее жирные ноги выглядели теперь как поршни. И лысый мужик с пивным брюшком в гавайской рубашке не по сезону, служивший управляющим в доме, где они с мамой жили. Тот самый мужик, которого Вейлон подозревал, что он пристает к маме, теперь скалился на него, приближаясь и рывком перескакивая сразу четыре ряда скамеек.
И Вейлон заорал:
– Нет, сукины дети! Нет, мать вашу!
И побежал по верхнему ряду, едва различая его в случайных лучах из глаз чудовищ и в слабом мерцании высокого окна. Вейлон был у самого потолка, добежал до конца скамейки, теперь до полу было почти два этажа – высоко падать, но он прыгнул. Поймал руками наклонный кронштейн баскетбольного щита и стал раскачиваться параллельно балке. Эти щиты с кольцами убирались наверх во время игр; их опускали, когда в бросках практиковались девочки. Сейчас они находились рядом с краем трибун.
Вейлон висел, понимая, что они могут прыгать лучше, чем он, потом раскачался сильнее, перелетел на второй кронштейн, который поддерживал щит, и закинул на него ногу.
Но кто-то из взрослых нажал на выключатель, и щиты отделились от стены и поползли вниз. У Вейлона едва не разжались руки от тряски, как будто механизм пытался стряхнут его с себя. Он схватился одной рукой за растяжку щита, перехватился и, пока щит спускался, полез по кронштейну вверх всматриваясь в темноту в слабом свете открытого окна, которое было его целью.
Он прополз по распорке между кронштейнами, чуть не упал от толчка, когда щит, наконец, остановился, спустился немного вниз, добрался до металлической балки, подтянулся и забрался на нее, слыша, как эти лезут на один из кронштейнов у него за спиной. Он прополз по балке, боясь даже взглянуть вниз, добрался до стены, перелез с балки на раму окна едва-едва приоткрытого для вентиляции, так что проникнуть в него мог только самый худенький человек, да и то изрядно постаравшись. Вейлон лез, обдирая на боках кожу, наконец вывалился на крышу соседнего здания, которая была ниже футов на десять, и шлепнулся на смолистую поверхность. Побежал под дождем, пахнущим влагой, ночью, гудроном и дымом из домов вокруг школы. Бежал к дальнему концу крыши, где был водосток, и поле, и лес, и тропинки, и горный хребет, и все, что было за хребтом.
