– Так что ты сразу не сказал? – всполошилась Диана. – Он все еще там?
– Где ж ему быть, – пожал плечами мужчина. – Да что ты психуешь? Он уже взрослый парень!
* * *
Елена Борисовна в ужасе смотрела на приближающуюся старуху.
Она придвинулась к воспитательнице еще на пару шагов, затем неожиданно выпрямила плечи и сорвала маску.
– Фу, запарилась… – выдохнула Маша, вытирая мокрый от пота лоб. Она положила нож на стол и стала снимать перчатки.
– Ты… дура ты эдакая, я чуть не умерла со страху! – воскликнула Елена Борисовна.
– Прости, Лен, – виновато посмотрела на нее девушка. – Не думала, что так в роль вживусь, и правда напугала тебя… Увлеклась немного. Наверное, мне нужно было в театральный поступать. А что, правда страшно?
– Не то слово, – призналась Елена Борисовна. Она все еще не могла прийти в себя. – А уж Кашин точно запомнит этот выпускной надолго.
– Вряд ли, – не согласилась Мария. – Такие говнюки, как он, – толстокожие. И в прямом, и в переносном смысле. Как и его предки.
– Где ты такую маску нашла? Кошмар.
– Это мне младшая сестра маску подогнала, они на Хэллоуин баловались, – ответила Маша. – Она ведь куда оригинальней, чем та, что Женя принесла, верно?
Женщины вышли из кухни.
– У меня шампанское есть. Отметим? – спросила молодая воспитательница.
– Я только «за».
* * *
Павлик выскочил из туалета. Перепачканные шоколадом губы мстительно искривились.
Он осмотрел помещение группы, выбежал в раздевалку.
Кто это был?!
Странный человек, пытавшийся пробраться к нему в кабинку, вдруг замолчал и быстро исчез. И только спустя несколько минут Паша отважился выйти наружу.
Он чувствовал страх, и это его пугало и раздражало одновременно. За свою короткую жизнь он очень редко испытывал подобные чувства. Папа всегда говорил, что настоящий мужчина никогда ничего не боится. И если что – всегда бей первым! Не ударишь – тебя затопчут. Сейчас такое время. Да.
Он быстро сбежал по ступенькам к выходу и толкнул перед собой дверь.
– О! А мы уж потеряли тебя, – облегченно вздохнула мама, стоя на крыльце. – Пойдем, там папа нас возле машины ждет.
Она зашагала к супругу, который деловито расставлял на капоте своего черного «Инфинити» закуску и пластиковые стаканы. Из пакета он достал вино и коньяк, после чего включил музыку, открыв все двери автомобиля. У иномарки уже собрались несколько взрослых, дети, смеясь, носились вокруг, пуская в небо воздушные шары.
Паша, уже намеревавшийся последовать за мамой, вдруг остановился. Он увидел, как у скамеечки остановилась бабушка Иры. Кряхтя и охая, она пыталась завязать на стоптанном кроссовке болтающийся шнурок. Ей было тяжело, и, присев на корточки, Ира стала ей помогать.
«Ябеда, – с нарастающей ненавистью подумал Павлик. – Сраная ябеда!»
Он быстрым шагом приблизился к девочке, и когда она, завязав шнурок, выпрямилась, с силой ударил ее в живот. Ира качнулась, согнувшись вдвое. Она судорожно хватала ртом воздух, к лицу прилила кровь.
– Ты что? – заголосила бабушка. – Что ты творишь, негодник?! Где твои родители?
– Катись колбаской, старая дура, – огрызнулся Павлик и опрометью кинулся к родителям. Если они придут и будут на него жаловаться папе с мамой, он скажет, что они первые начали. И вообще, они все навыдумывали, он тут ни при чем.
(так кто же стоял возле туалета?)
Отбежав на безопасное расстояние, он обернулся. Ира кашляла, держась за живот, бабушка что-то встревоженно говорила, гладя ее по голове.
Нет, это не они. Если бы это была эта старуха, он бы ее догнал на лестнице – она еле-еле ходит, самая настоящая развалина.
Ну и ладно. Наверное, это Мария Сергеевна, переодетая в Бабу-ягу, пошутила. Ничего, он папе на нее потом нажалуется, и ее выгонят с работы.
Уж он-то знает.
* * *
Дима потянул отца за рукав.
– Мы идем домой? – спросил он. Мальчик старался не смотреть в сторону огромного автомобиля папы Павлика, где уже полным ходом шел праздник.
– Да. Сейчас… Только одну вещь надо сделать.
Вид у отца был несколько отстраненный, и Дима задумался, что бы это значило. У него разболелась голова, одной ногой он нечаянно наступил в лужу и отчаянно хотел домой. Подальше от этого места, где за последнее время испытал столько унижений от Кашина.
Отец молча направился к празднующим.
Помешкав, Дима зашагал следом. Интересно, что сейчас будет?
– Можно вас на минутку? – поманил отец пальцем Олега Михайловича, который разливал коньяк. Он делал это быстро и ловко, каждый стаканчик наполняя ровно наполовину, ни больше, ни меньше. После вопроса папы Димы он бросил на мужчину короткий взгляд, в котором сквозило брезгливое презрение. Это не ускользнуло даже от Димы, и он с замиранием сердца ждал, что предпримет папа.
– Какие-то проблемы? – сухо поинтересовался Олег Михайлович.
– Нет. Пока, во всяком случае, – уточнил папа.
Толстяк нехотя подошел к нему. Он был в одной рубашке, под мышками расплывались темные полукружья пота. Павлик наблюдал за происходящим из-за спины матери.
– Вы неправильно воспитываете своего сына, – сказал отец. Олег Михайлович усмехнулся.
– Ты откуда вылезло, чучело? С какой помойки?
У папы нервно задергалось веко. Дима помнил, что так было всегда, когда папа испытывал сильные переживания.
– Я вас не оскорблял. Ваш сын…
– Да пошел ты, – равнодушно оборвал его Олег Михайлович. – От тебя воняет. Уползай, пожалуйста. Ладно?
Он повернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен, но папа положил ему руку на плечо. Резко развернувшись, Кашин-старший нанес папе короткий удар прямо в лицо, и он упал, не удержавшись на ногах. Кто-то из женщин испуганно ахнул.
Дима оцепенело смотрел, как папа поднимается. Его и без того чумазые брюки теперь были измазаны грязью, из носа струилась кровь, пятная рубашку.
«Сейчас он побьет папу Павлика!»
– Олежа, не надо. Тут дети, – подала голос Диана. В интонации не было и капли сочувствия, лишь констатация факта.
«Тут дети…»
Дима с горечью подумал, что если бы здесь были только взрослые, папа Павлика вообще мог бы избить его отца до полусмерти.
Между тем Олег Михайлович подошел вплотную к папе и отчеканил:
– Вали отсюда. Пока я не сделал из тебя отбивную. Не заставляй это делать на глазах у детей.
Пока он говорил, Дима совершенно случайно увидел, как на крышу автомобиля Кашиных бесшумно приземлился ворон. Он был черным, словно его окунули в деготь, и очень большим. Сложив крылья, птица уставилась прямо на него.
Тем временем Олег Михайлович подтолкнул папу, и тот, словно сомнамбула, нелепо перебирая ногами, двинулся к выходу. Дима засеменил следом за ним, крепко сжав его руку. Мальчика душили слезы, но он держался из последних сил.
