Он развернулся и пошел прочь. Магда осталась на месте, молча провожая его взглядом. А Куза, в свою очередь, смотрел на дочь, понимая, что, хоть Магда и не побежала следом за ним, душой она с этим чужаком. Он потерял дочь.
Осознание этой страшной истины должно было заставить его сердце кровоточить от боли. А он не испытывал ни боли, ни чувства утраты. Только злость. Он вообще не испытывал никаких эмоций, кроме бешеной злобы на человека, отнявшего у него дочь. Но почему?
Как только Гленн исчез из виду, Магда повернулась к отцу. Она пристально глянула ему в лицо, стараясь понять, что же с ним происходит, а заодно пытаясь разобраться и в собственных чувствах.
Отец выздоровел, это чудесно. Но какой ценой? Он так изменился — не только физически, но и нравственно, сама личность его стала какой-то другой. В интонациях появилось высокомерие, чего никогда не было прежде. А уж ярость, с какой он защищал Моласара, вообще не была присуща ему. Складывалось впечатление, будто его разобрали на части, а потом снова собрали… но при этом упустили кое-какие детали.
— Ну а ты? — спросил отец. — Ты тоже уйдешь от меня?
Прежде чем ответить, Магда еще раз внимательно на него посмотрела. Перед ней стоял почти что чужой человек.
— Конечно нет, — ответила девушка, стараясь не выдать своего жгучего желания уйти с Гленном. — Но…
— Но что? — Вопрос прозвучал как удар хлыста.
— Ты хорошо подумал о том, что означает сделка с таким существом, как Моласар?
Выражение лица старика поразило ее. Губы его кривились от ярости, когда он ответил:
— Вот, значит, как! Твой любовник сумел настроить тебя против твоего отца и твоего народа, не так ли? — Слова падали как булыжники. Отец рассмеялся коротким неприятным смешком. — Как легко, однако, тебя переубедить, дитя мое. Всего лишь пара голубых глаз, немного мускулов — и ты готова отвернуться от своего народа в момент смертельной опасности!
Магда пошатнулась, будто на нее налетел внезапный шквал. Неужели это ее отец произносит такие слова? Никогда он не был жесток ни с ней, ни с кем-либо еще, а сейчас прямо-таки брызжет ядом! Не желая высказывать свои обиды, девушка сказала, поджав губы, чтобы не дрожали:
— Я просто беспокоюсь о тебе. Ты ведь не знаешь, можно ли доверять Моласару!
— А ты не знаешь, что нельзя! Ты ни разу не говорила с ним, не видела выражения его глаз, когда речь заходит о немцах, захвативших его замок и его страну!
— Зато я чувствовала его прикосновение, — ответила Магда, невольно задрожав, словно от холода. — Причем дважды. И ничто не убедит меня в том, что его хоть сколько-нибудь беспокоит судьба евреев. Да и вообще любого живого существа.
— Ко мне он тоже прикасался, — возразил профессор, демонстративно подняв руки и быстро обойдя вокруг коляски. — Смотри, что сделало со мной его прикосновение! А что касается заботы Моласара о моем народе, то у меня нет никаких иллюзий на этот счет. Его не волнуют евреи других стран, только сограждане. Только румынские евреи. Именно румынские. Он был боярином на этой земле и по-прежнему считает ее своей! Можешь называть это национализмом, патриотизмом, как угодно — не важно! Главное, чтобы немцы убрались, как он говорит, с «валашской земли». Нашему народу здесь прямая выгода. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему!
Звучало убедительно, и трудно было не согласиться. Все, что говорит отец, логично и достоверно. И вполне возможно, отцом движет благородство. Ведь он может бежать вместе с ней, спастись, но вместо этого намерен вернуться в замок, чтобы попытаться спасти других. Рискует жизнью ради общего блага. Может быть, он прав? Во всяком случае, Магде очень хотелось этому верить.
Но она не могла.
Леденящий холод прикосновения Моласара исключал всякое доверие к нему. Было и еще кое-что: изменившийся взгляд отца, полный злобы и ненависти.
— Я всего лишь хочу, чтобы с тобой ничего не случилось плохого, — только и смогла произнести Магда.
— А я хочу, чтобы с тобой все было в порядке, — ответил отец.
Девушка заметила, как смягчился при этом его взгляд. Стал почти таким же, как раньше.
— И еще я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого Гленна, — добавил профессор. — Он на тебя плохо влияет.
Магда смотрела куда-то мимо отца. Ни за что в жизни она не откажется от Гленна.
— Гленн — самое лучшее, что есть у меня в этой жизни.
— Неужели? — сурово спросил отец.
— Да, — почти прошептала Магда. — Он помог мне понять, что до сих пор я и не жила вовсе.
— Как трогательно! Настоящая мелодрама! — презрительно бросил отец. — Но ведь он не еврей!
Магда давно ждала этого обвинения.
— А мне все равно! — выпалила девушка, твердо глядя отцу в глаза, уверенная в том, что и для него это не имеет значения — просто лишний повод поддеть ее. — Он хороший человек! И если нам суждено выбраться отсюда живыми, я пойду за ним куда угодно, если он захочет!
— Это мы еще увидим! — В словах отца звучала явная угроза. — А пока что я вижу, что нам не о чем разговаривать!
И он плюхнулся в коляску.
— Папа!
— Отвези меня в замок!
Терпение Магды лопнуло.
— Сам доедешь! — огрызнулась она и тут же пожалела.
Никогда в жизни она так не разговаривала с отцом. Но что еще хуже — отец не обратил внимания на ее вспышку. А если и обратил, то не придал ей никакого значения.
— Я допустил оплошность, приехав сюда самостоятельно, — произнес Куза как ни в чем не бывало. — Просто не мог дождаться, пока ты придешь за мной. Нужно быть осторожней. Немцы не должны знать о моем выздоровлении. А то приставят ко мне дополнительную стражу. Так что вези меня.
Магда нехотя подчинилась. Но в этот раз с радостью покинула его у ворот крепости и пошла обратно.
Матей Стефанеску был страшно зол. Ярость кипела в его груди, как расплавленный вар. И он совершенно не мог понять причины. Недовольный и напряженный, сидел он в своем маленьком домике, расположенном в южном конце деревни. На столе перед ним стояла чашка чая и лежал каравай хлеба. Матей размышлял о разных вещах, и ярость постепенно разгоралась все больше.
Он думал об Александру и его сыновьях. Как несправедливо, что они всю жизнь работают в замке и получают золото, а он вынужден гонять отару овец вверх-вниз по перевалу, пока скотина не вырастет, чтобы ее можно было продать или обменять на необходимые вещи. Он никогда прежде не завидовал Александру, но сегодня утром не давала покоя мысль, что именно Александру с сыновьями — причина всех его бед.
Матей думал о своих сыновьях. Они нужны ему здесь. В свои сорок семь он был уже совершенно седым, к тому же побаливали суставы. Но где они, его сыновья? Они бросили мать с отцом и уехали в Бухарест два года назад искать счастья, вместо того чтобы помогать родителям на старости лет. И с тех пор от них ни слуху ни духу! Работай в замке не Александру, а он, его сыновья были бы с ним, а в Бухарест умотали бы сыновья Александру.
