Но все, что должно быть сделано, должно быть сделано душой, соединенной с телом в этой жизни. Потом, когда за душой захлопнулись врата, и не осталось пути к раскаянию, лишь молитвы святых на земле, их милостивые дела и бескровные приношения при заступничестве блаженных мучеников и торжествующей церкви открывают двери рая истосковавшимся и надеющимся душам. Но этого не происходит до Судного дня, и, по утверждению греческой церкви, ни вердикт четырех патриархов, ни постановления Всемирного церковного собора, ни все собравшиеся епископы мира не способны своей властью, буллами или индульгенциями определить время освобождения даже одной души из адского плена. Лишь милостивый Всевышний, который снисходит до того, чтобы молитвы церкви тронули его, может подписать это освобождение в то время, когда он сочтет нужным. И пока блаженные не получат блаженство на небесах после Суда Божьего, точно так же и проклятые не почувствуют в полной мере мучения вечного огня. Таким образом, доктрина греческой церкви состоит в следующем.
Во-первых, хранилище томящихся душ по своему местонахождению не отличается от самого ада. Во-вторых, они не несут никакого другого наказания, кроме чувства потери Бога и рая, и не подвергаются очищению адским огнем. И в-третьих, никакие индульгенции и прощения, полученные от патриархов или всемирного епископа (папы римского), не могут ни на мгновение освободить пленные души. Кроме того, только молитвами и добрыми делами активных прихожан церкви эти души находят избавление и благо. Такова истинная позиция греческой церкви в этом вопросе, против которой и против ее доктрины власти понтифика сильнее всего возражают католики».
Еще более известный путешественник, чем Рико, знаменитый французский ботаник Жозеф Питтон де Турнфор в 1700 г. посетил Восток, проезжая через Грецию, и в своем отчете об этом путешествии («Рассказы о путешествии по городам и портам Средиземноморья»), вышедшем в Париже в 1717 г. и ставшем классическим, оставил нам чрезвычайно интересный рассказ о кремации тела вампира, на котором он, самый внимательный из наблюдателей, присутствовал лично. Рассказав о различных греческих погребальных обрядах, особенно о мнемосуна, или «поминках», еда на которых называется коллуба — вареное зерно, напоминающее сладкую кашу на молоке с корицей, Турнфор продолжает:
«Мы стали свидетелями совершенно необычной и очень трагической сцены на острове Миконос, что было связано с одним из этих мертвецов, которые, согласно их поверьям, возвращаются после того, как их похоронят. Человек, историю которого мы собираемся рассказать, был крестьянином на острове Миконос (Киклады). По характеру он был грубым и сварливым, и эту подробность следует отметить, потому что она часто присутствует в подобных случаях. Этот человек был убит в каком-то безлюдном сельском уголке, и никто не знал, как или кто сделал это. Через два дня после того, как он был похоронен в небольшой городской часовне или молельне, стали говорить о том, что его видели по ночам, торопливо идущим огромными шагами, что он входит в дома и переворачивает там всю мебель, гасит свечи и светильники, внезапно крепко хватает людей сзади и устраивает тысячу других злобных и жульнических выходок. Сначала люди посмеивались над этими рассказами, но, когда на эти выходки стали жаловаться степенные и уважаемые люди, дело приняло по-настоящему серьезный оборот. Греческие священники публично признали факт этих похождений, и, наверное, у них были свои причины для этого. Были должным образом отслужены мессы, но, несмотря на все это, призрак-крестьянин продолжал свое дело, и было похоже, что он не собирается исправиться, что бы они ни делали. Самые видные жители этого района, священнослужители и монахи несколько раз собирались вместе, чтобы все обсудить, и, согласно какому-то древнему обряду, суть которого мне неизвестна, решили, что нужно подождать, когда истекут девять дней после похорон.
На следующий, то есть на десятый день в часовне, где лежало тело, была проведена торжественная служба с целью изгнания из него беса, который, как они считали, овладел покойным. После богослужения тело было эксгумировано, и вскоре все было готово для того, чтобы, по обычаю, вырвать из него сердце. Городской мездрильщик, старый и неловкий малый, начал вспарывать живот, вместо того чтобы вскрыть грудную клетку. Он долго шарил среди внутренностей и не мог найти то, что искал. Наконец кто-то сказал ему, что он должен рассечь диафрагму. Так что сердце было в конце концов извлечено из тела под одобрение всех собравшихся. Но труп теперь издавал такую мерзкую вонь, что пришлось сжечь большое количество ладана. Горячий дым смешался с дурными газами, которые источало это гниющее тело, но лишь усилил зловоние, казалось проникавшее в мозг тех, кто пришел посмотреть на это отталкивающее зрелище. Их подогретое воображение пошатнулось, и от ужаса в их головах вспыхнули дичайшие фантазии. Некоторые даже начали громко кричать, что это мертвое тело изрыгает этот густой дым, и, по правде говоря, среди этого безумия мы не осмелились утверждать, что этот густой дым исходит из кадила. В самой часовне и на площади перед ней не было слышно ничего, кроме криков „Vrykolakas!“, потому что так называют тех, кто возвращается таким дурным образом. Гомон и шум распространились по всем окрестным улицам, и это слово выкрикивали так громко, что оно, казалось, раскалывает сами своды часовни. Многие очевидцы утверждали, что кровь этого несчастного была ярко-красного цвета, а мездрильщик клялся, что тело было еще теплым, как при жизни. После этого все стали обвинять мертвеца в том, что он не умер по-настоящему и позволил дьяволу оживить свое тело, потому что они на самом деле так представляют себе vrykolakas. Как я уже сказал, это слово звучало со всех сторон. Немалое количество людей ходили в толпе и утверждали, что они ясно видели, будто тело было еще мягким, а все его члены гибкими и не окоченевшими, когда его несли через поля в церковь, чтобы захоронить, так что он явно был зловредным vrykolakas. Слышно было только это слово, повторяемое снова и снова.
Я уверен, что, если бы мы сами не присутствовали при этом, эти люди стали бы утверждать, что и запаха разложения не было, до такой степени были напуганы и удивлены эти люди, одержимые идеей того, что мертвец может вернуться к жизни. Что до нас, мы предусмотрительно заняли позицию поблизости от тела, чтобы точно видеть все, что происходит, и нас выворачивало от тошноты, которую вызвала вонь от разлагающегося трупа. Когда нас спросили, что мы думаем об этом умершем человеке, мы ответили, что, по нашему мнению, он, безусловно, мертв, но, так как мы хотели успокоить или, по крайней мере, не возбуждать их больное воображение, мы попытались убедить их в том, что во всем происшедшем нет ничего необычного, и нет ничего удивительного в том, что мездрильщик почувствовал небольшое тепло, пока шарил руками среди разлагающихся внутренностей, что зловонные газы обычно исходят от мертвого тела точно так же, как от старой навозной кучи, когда ее пошевелишь или сдвинешь. Что же касается ярко-красного цвета крови, которой испачкались руки мездрильщика, то это были всего лишь дурно пахнущие сгустки грязи и запекшейся крови.