* * *
Огонь, вспыхнувший в погребе, не мог остановить Белую. Она прыгнула сквозь него и вдруг увидела молоденького курчавого паренька, полуголого, в джинсах и красных полусапожках. Паренёк держал в руке зажжённую газовую горелку. Невыносимый жар ударил в глаза Белой. Она взвыла и отскочила.
Что-то опрокинулось и покатилось с грохотом по цементному полу. Это была десятилитровая ёмкость с керосином. Алёшка направил пламя на вытекающий керосин, бросил горелку и баллон, и бросился в темноту. Там нащупал руки своих братьев и сестры, и побежал, увлекая их за собой.
Ход поворачивал вправо. Ещё несколько метров — и они очутились в другом подвале. По проходу между картонными ящиками с фирменными наклейками дети пробежали к следующему ходу.
Здесь уже было совсем темно, но ядовитый запах гари догонял их, заполнял весь лабиринт. Впереди был тупик и лестница вверх.
— Наташка, лезь вперёд, открой засов, — скомандовал Алёшка. — А вы, — прикрикнул на младших братьев, — закройте глаза, рукава прижимайте к носу. Старайтесь не дышать!
— Не могу! Не открывается!.. — раздался сверху испуганный голос Наташки.
— Слезай! Я сам попробую.
— Чего пробовать? Он же сверху на замок закрыт!
Алёшка уперся плечом в люк, закряхтел от натуги. Люк даже не дрогнул.
— Надо было горелку с собой прихватить… — тоскливо сказал он.
* * *
Когда чёрный человек упал, скатившись с капота "уазика", собаки как по команде бросились бежать в глубину переулка.
Тяжело дыша (поспевать за Тарзаном ему все же было нелегко), Бракин старался не отстать от пулей мчавшихся товарищей по несчастью.
Тарзан приостановился на перекрёстке. Показал глазами на ближний дом и сказал:
— Мне — сюда. Я должен защитить Молодую Хозяйку.
— Нет, — отдуваясь, сказал Бракин. — Про неё Волчица пока ещё не знает. Я следил, видел. Если волчица не сгорит, — он кивнул в конец переулка, где уже в окнах цыганского особняка плясало пламя, слышался шум моторов и крики. — То ей все равно нужно будет время зализать раны и начать искать заново.
— Искать? Кого?
— Она следила за тобой. Она хотела, чтобы ты привел её к своей хозяйке. Но пока волчица о хозяйке не знает. Так что, думаю…
— Ты выражаешься слишком длинно и непонятно! — нетерпеливо тявкнула Рыжая. Повернулась к Тарзану. — Сейчас тебе лучше спрятаться. Иди за мной! Надо спрятаться, пока идет облава. А потом мы вместе станем сторожить твою хозяйку!
И она, не оборачиваясь, задрав хвост, помчалась вперёд.
* * *
Ежиха, которую разбудили шум и выстрелы, кряхтя, поднялась со своей лежанки — твёрдой, как камень, кушетки. Доползла до окна, отодвинула занавеску. В это окно был виден лишь небольшой отрезок переулка, но главное — был виден весь двор, включая тропинку к мансарде, где жил этот чокнутый постоялец.
Она глянула — и обмерла: три тени метнулись по тропинке к входу на мансарду.
Невольно перекрестилась, через левое плечо, — давно забыла, как это делается, или и вовсе толком не знала. Потом, подумав, догадалась: это, видно, постоялец вернулся домой, и зачем-то привёл с собой кобеля и маленькую сучку.
— Случать их, что ли, будет? Разве щенков разводить да продавать?
Ничего другого ей в голову прийти не могло.
— Чего там? — послышалось из комнаты, где спал дед. Спал он на широченной пружинной кровати, на перине, с тремя подушками.
— Да, говорю, жилец-то наш совсем очумел. То одну собаку завёл, а теперь ещё и кобеля какого-то домой тащит. Всю фатеру засерут…
— А вот я сейчас встану, — неожиданно писклявым голосом злобно выкрикнул старик. — Я с ним поговорю! Я его выставлю на улицу сразу, в два счёта! Он и не пикнет! Чего ещё не хватало — кобелей приваживать!
"Да где уж ты встанешь!" — мысленно махнула рукой Ежиха.
А вслух сказала:
— Лежи уж, дед. Куда тебе вставать? Костыли вон уже рассохлись… Я с ним сама утром поговорю. Очумел ты, скажу, совсем, от своего учения.
— Это точно, — уже спокойней подтвердил дед всё тем же писклявым голосом. — От этих наук-то с ума и сходят.
И протянул с невыразимым презрением:
— Учё-о-оные!..
— Ага, — согласилась Ежиха. — От них добра не жди, от учёных-то. Никчёмные люди. Нелюди, одно слово. Тьфу!
И она пошла на свою солдатскую кушетку. Кушетка даже заскрипела под ней.
Ежиха ещё долго ворочалась и вздыхала, прислушиваясь: как бы наверху, в мансарде, собаки возню не подняли.
Но наверху было тихо.
Подозрительно это, очень даже подозрительно, — решила Ежиха, наконец, засыпая.
Стрельба где-то вдали, за домами, прекратилась, только шумели, подъезжая и отъезжая, машины.
— Вот времечко-то пришло! — вдруг пропищал из темноты старик, ни к кому особенно не обращаясь. — Почище войны. А все они, учёные эти… Одно слово: гадьё!
* * *
Возле горевшего дома суетились пожарные, милиция, спасатели.
Во дворе подняли два трупа, но в доме больше никого не оказалось.
Стали заливать водой надворные постройки. И тут вдруг появился странный человек: немытый, кудлатый, в телогрейке и босой.
— Тебе чего надо? — прикрикнул на него кто-то. — Давай, двигай отсюда, не мешай работать!
— Я знаю, — сказал Рупь-Пятнадцать.
— Чего ты знаешь? — спросил пожарный, по виду — из начальства; в огонь не лез, стоял в сторонке, наблюдал.
— Знаю, где ребятишки ихние могли спрятаться.
Пожарный начальник покосился на бомжа.
— А ты сам-то кто такой?
— Уморин моя фамилия, — ответил Рупь-Пятнадцать, уже понимая, как надо отвечать в подобных случаях. — Я у этого цыгана в работниках жил. По хозяйству. Ну, воду возил, двор убирал, дрова колол, огород перекапывал… У меня во-он в той избушке квартира была. Сначала с печкой, а потом Никифор Ермолаич, хозяин, значит, отопление сделал: две трубы вдоль стен, а в них вода кипит. От электричества.
Начальник подозвал ещё кого-то. Слушал с возрастающим интересом.
— И много у них, у хозяев, детей?
— Четверо. Старшие — Алёшка да Наташка, и двое мальчишек-погодков.
— Ну, ну? — подбодрил начальник.
— Так они ж под всеми своими домами — а их тут целых четыре, — подземные ходы сделали. Запасы там хранили, вещи разные. Ходы надёжные, стены бетонные или кирпичные. Из одного дома можно было в другой под землёй пройти. Только в мою избушку ход не сделали.
— Ну, ну?
— Чего "ну-ну"? — вспылил вдруг Рупь-Пятнадцать, вскинув голову. — Искать надо люки в подполье, во всех трёх домах оставшихся. Ребятишки наверняка от огня в подполье спрятались, да по подземным ходам и пошли. Только вряд ли выйти смогут: люки везде железные, и навесные замки сверху — хозяин сам отпирал, да лишь иногда Алёшке позволял…
