До ужаса знакомая рука.
Рука моего создателя.
ГЛАВА 20
Переливание крови
Он дернул мою голову назад, сильно.
— В какое змеиное гнездо ты попала?
Я пожала плечами:
— Мне нужно лишь закричать и…
— Но ты не сделаешь этого, — его пальцы скользнули по моим плечам, забираясь за воротник рубашки. — Потому что ты не хочешь бороться со мной.
— Ты прав. Я не хочу бороться с тобой, — я сжала зубы, — я хочу, чтобы они пришли сюда и порвали тебя на мелкие кусочки.
Холод металла — ошибиться было невозможно — ожег мое горло.
— Не думаю, что я тот, кто превратится в мелкие кусочки, — Кир провел клинком по моей шее, и, хотя я едва почувствовала боль от пореза, теплый поток крови залил мою рубашку. Крови, вытекавшей из моего горла.
— Это должно помочь унять твою раздражающую болтливость.
Я услышала, как внизу открылась дверь, но мое зрение было нечетким. Я не могла видеть, кто это.
Когда до меня донесся прощальный возглас откуда-то сзади, я узнала голос Рэйчел.
Если бы я могла вскрикнуть, то сделала бы это. Но Кир быстро отступил в узкую аллею за зданием, утаскивая меня за собой.
— Представь себе. Они все уезжают, — он наклонил голову и слизал кровь, текущую из моей шеи. — И у тебя немного времени.
Он снова поднял нож, и я была слишком слаба, чтобы уклониться от него. Клинок взрезал мою грудь, и в течение одного ужасного мгновения я думала, что он ударит меня в сердце.
— Я бы не сделал это с тобой, Кэрри, — прошептал Кир мне на ухо, ведя нож вверх. — Если бы я ударил тебя в сердце, ты стала бы лишь кучкой пыли. Никакого веселья для Натана, который найдет тебя в таком виде.
Когда он втиснул пальцы в мою разрезанную грудную клетку, его воспоминания пронеслись в моей голове.
Садистское лицо Пожирателя Душ наполнило мои видения.
— Стой смирно, мальчик. Твой брат не вел себя так!
Мои кости и хрящи хрустнули, когда Кир рывком разодрал мне грудину. Закричав в агонии, я захлебнулась своей кровью.
Картинки в моей голове смешались и запрыгали. Я разглядела лицо мертвой женщины, которую уже видела прежде, ту же, что была рядом с Киром на торжественном ужине. Она смеялась и проводила пальцем по шраму на груди Кира.
— И ради чего я бы позволила им сделать это? — спросила она.
Ее насмешка ранила его.
— Чтобы мы могли быть вместе вечно.
Мое зрение прояснилось, и я увидела Кира, нависшего надо мной: его руки и одежда были покрыты моей кровью.
— И ты будешь со мной вечно.
Эти чертовы колокольчики снова зазвенели. Я понятия не имела, как долго лежала здесь. Я не могла видеть Кира, но слышала его голос откуда-то с аллеи.
— Если ты переживешь эту ночь.
Кровь на моей рубашке больше не была теплой. Она почти примерзла к моей коже. В холодном, ясном небе, видневшемся в просвете между зданиями, я не видела звезд.
Скоро наступит рассвет.
Я закрыла глаза, не в состоянии беспокоиться или заботиться о том, что случится со мной, когда солнце коснется моего тела. Это казалось проще, чем быть спасенной. Если кто-то найдет меня, как они приведут меня в порядок? Мне был нанесен непоправимый вред. Меня выпотрошили, как рыбу.
Мне стало интересно, что подумает Натан, когда поднимется по лестнице и обнаружит пустую квартиру. Может быть, он решит, что я снова предала нашу дружбу. Или что я была так зла на него, что вернулась к существу, убившему его сына.
Будет ли он ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь?
Что-то мягкое и холодное коснулась моего уха: бриз в безветренной ночи. Я открыла глаза. Вся аллея вокруг меня стала тусклой. Краски стекались в бесформенные кляксы, которые становились все темнее по мере того, как замедлялся мой сердечный ритм. Боль в груди уступила место теплу — ощущение, которое отделило мое тело от каких-либо чувств.
Затем пространство, разделяющее бесформенные капли, стало все уменьшаться и уменьшаться, пока не наступила полная тьма. На расстоянии я увидела пятно света. Оно росло и закручивалось спиралью по направлению ко мне.
В медицинском колледже мы изучали теории Кюблер-Росс[78] о смерти. Свет в туннеле, все твои родственники и боги, в которых ты веришь, ждут, чтобы поприветствовать тебя.
Во время интернатуры я слышала, как медсестры болтают о «Мужчине у моей постели», видении, о котором, как они заявляли, всегда рассказывали пациенты в ночь перед смертью.
Оба образа смерти были пугающими и странными для меня, они вырисовывались где-то в будущем как стандартизированный тест или лечение корневого канала, что-то неприятное, чего ты не можешь избежать. То, что я испытывала сейчас, было успокаивающим и постепенным, мои чувства исчезали одно за другим, в то время как свет становился все ярче в моем слабеющем сознании.
Вместо того чтобы увидеть рай, я увидела аллею и улицу внизу. У моих ног лежало безжизненное тело с разорванной грудной клеткой. Будто это была какая-то страшная книга сказок.
Я бы хотела всю мою жизнь видеть мир вокруг себя таким, каким он был сейчас: окрашенным в размытые тона акварельных красок. Вдруг там, где прежде был пустой тротуар, появились бесцельно блуждающие, как в каком-то жутком балете, тени. Огромный рыже-муаровый кот медленно шел по аллее, остановившись, чтобы обнюхать тело.
От витальности и жизненной энергии животного мое дыхание прервалось. Тени сразу же приблизились к нему и протянули свои длинный пальцы, чтобы потрогать его, прежде чем тот зашипел и убежал обратно туда, откуда пришел. Я хотела последовать за ним. Мне нужно было коснуться кота и почувствовать его жизнь. Но что-то подобно якорю удерживало меня.
Толчок в моей призрачной груди напомнил мне, что в моем теле все еще оставалось дыхание и жизнь. Я же уже просто хотела умереть.
Так вот каково это — становиться призраком.
Я услышала голос Натана, когда он прошел по аллее, остановился, принюхался к воздуху.
И зарычал от ярости.
Упал на колени рядом с моим телом, раскинув руки, как будто не знал, что делать сначала. Печально… хотя не так уж и печально, потому что все мои чувства, казалось, проходили через фильтр… я поняла, что он хотел спасти меня.
Я хотела сказать, чтобы он не беспокоился. Но это требовало слишком много усилий, а я слишком устала.
Тени мерцали и пульсировали, но они не набросились на Натана, как это было с котом. В нем не было жизни, не было красок. Только бледные полутона грусти, которые имелись и у самих теней.
Натан поднял мне голову и поцеловал мои безжизненные губы. Слеза капнула на мою холодную кожу. Эта слеза не могла быть моей.
