— Если бы я был в Циркле Месинаре, — добавил телохранитель, продолжая диалог с улетевшей тварью, — я никогда не узнал бы месинару так, как знаю теперь. Я служил бы слепо и бездумно. Я был бы не верным последователем, а невольным рабом, проклинающим свой удел, как проклинают его все убогие из месината во главе с их предводителем — регентом!
Кусты зашуршали, да так громко, словно по ним волокли стволы упавших деревьев.
Со всех сторон на Айнора с Эфэ стали выпрыгивать уродцы с искаженными человеческими телами, но с головами ящериц и жаб и о длинных закрученных хвостах. И телохранитель вспомнил бабушкины сказки о страшных лаурвах, которые овладевали разумом человека и всю жизнь истязали его страшными пытками.
— Ты никто, ты жалкий прислужник! — наперебой квакали они, размахивая когтистыми лапами и нанося увечья.
— Даже Игалар, такой же презренный телохранитель, получил больше тебя!
— Ты мог бы иметь власть и богатство!..
— С твоими талантами!..
— С твоим умом!..
— Ананта ни разу не выказала тебе своей благодарности!
— А Ольсара она приветила больше, чем тебя, хотя он не находился денно и нощно возле ее персоны!
— Ты имеешь возможности, но не пользуешься, глупец!
— Ты будешь таким же снобом, как твой отец! Вы оба умрете в безвестности, а ваши могилы зарастут бурьяном!
— Вам с ним не оставить в этой жизни никаких следов!
— Сейчас можно все изменить! Всего только вернуться туда и изменить!
Высокий незнакомец в богатой одежде и плаще до пола стоял у моста и смотрел, как целая орава мальчишек из семей простолюдинов по приказу двух дворянчиков избивает одного — рослого и бедно одетого — парня. Тому ничего не стоило сейчас, разбросав неприятелей, подбежать за помощью к вельможе. Но он упорно противостоял своре, получая новые шишки, синяки и ушибы.
Незнакомец загадал: если сейчас этот гордец проявит здравый смысл и подаст хоть малейший знак с просьбой о помощи, он возьмет мальчишку с собой и сделает своим преемником. Юный дворянчик постигнет тайны земли и небес, он узнает о взаимосвязях этого мира, и лучшие умы Кирранота будут кланяться ему заочно, читая его работы и ни разу не увидев по-настоящему. Но у него будет истинная власть — такая власть, которой не нужно бряцать, она сама идет впереди великого учителя.
Однако мальчишка оказался глуп, и его избили до полусмерти.
Настоящий Аурилиа Лесеки, он же незнакомец, тяжело вздохнул и, набросив на голову капюшон, перешел по мосту на другой берег реки Забвения…
— Мне нравится та судьба, какая у меня сейчас! — заорал Айнор и с остервенением, окровавленный, порубил множество лаурв, заставив уцелевших спасаться бегством. — Мне не нужно поклонение умников — ни благородных, ни подлых! Мне не нужно признание вельмож! Я сделал правильный выбор и не жалею о нем!
— Не ты ли плакал в тот день? — подквакнула отрубленная голова одной из бестий. — Вспомни взгляд отца, вспомни причитания матери! Ты жалел! Ты знал, что даже силой тебе никогда не справиться с презрением других! Вот за что ты отрубил мне голову? За правду?
«Он не любит критику! — зашелестело вокруг. — Он боится критики!»
Туловище лаурвы поднялось, слепо похлопало лапой по земле, наткнулось на свою голову и нахлобучило ее себе на плечи. Скроив оскорбленный вид, оно перекинуло хвост через локоть, будто плащ, и удалилось.
— За то, что лапы распускало! — усмехнулся Айнор, вдруг ощутив, что обидные слова порубанных тварей уже не задевают его, даже веселят, а раны от их когтей сами собою затягиваются на теле и на лице.
Поднялись, надели головы и пошли на поиски других жертв остальные лаурвы. Вид у них был помятый и понурый. Они ворчали, бухтели и жаловались друг другу на Айнора. Многие так и волокли за собой безвольные хвосты.
— И что это вдруг вас так обеспокоила моя судьба? — с насмешкой спросил он вслед.
Твари обернулись все как одно, постояли, посмотрели на него и, без всякой надежды махнув лапами, побрели дальше.
— Это не их, — произнес уже знакомый женский голос, — это меня беспокоит, сможешь ли ты выполнить свое задание, а позже — помочь Ольсару…
Айнор оглянулся. Держа в руках неведомый музыкальный инструмент, в кресле, стоявшем посреди невесть откуда взявшейся комнаты, сидела женщина. Договорив, она стала перебирать струны и напевать под нос. Было в ней что-то от той крылатой полузмеи-полуящерицы.
— Я расскажу тебе историю этого мира, Айнор. Ты должен знать!
— 7-
— В незапамятные времена Просветленными, о которых я ничего не знаю, людям в дар было оставлено пять хогморов. Тех, которые должны были вести их в жизни и отвечать за основу того, что делает человека высшим существом, умеющим распоряжаться своим разумом.
Первый был хогмором совести. Второй — хогмором мудрости. Третий — хогмором дерзания и познания. Четвертый — хогмором любви. Пятый — долга.
— Угадай, Айнор, кого из них люди умертвили прежде всего? — горько усмехнулась женщина, ударяя по струнам.
Кирранот и Рэаната процветали. Хогмор совести жил на обратном континенте, но правление его простиралось повсюду. Так же обстояли дела и у других хогморов, поселившихся в Целении, Ралувине и Цалларии. Все люди говорили тогда на одном языке, а хогморам не нужно было хитрить и прятать свой истинный облик для того чтобы служить собственным подданным — в обмен всего лишь на человеческую верность и заботу.
Рэаната стала первой страной, где однажды, незаметная глазу, появилась гниль. Хогмор — ее правитель — слишком доверял людям. Уверенный, что все они сознают благой смысл существования Пяти Первородных, он не контролировал их с той жесткостью, как это делали хогмор мудрости и хогмор дерзания. Он позволил людям размножиться в невероятном количестве на Рэанате, и вот в больном разуме одного из их племени зародилась идея: хогморы держат мир в своих лапах, пьют человеческую кровь и подавляют волю. Люди — существа непредсказуемые…
— Да, люди — непредсказуемы, — заговорила женщина. — То за малейшее нарушение традиций они жгут на костре и ломают еретику все кости, а то вдруг увлекаются очевидно чудовищной идеей, порождают и питают кошмарных уродов, которые затем сами начинают управлять своими создателями…
Хогмор совести недосмотрел. Началась страшная война хогморов — истинных и порожденных воспаленным разумом людей. Целые армии людишек, цеплявшихся за хвосты уродов, шли в бой, и все больше их переходило на сторону бунтарей, ослепленных порочными идеями и нападавших не только на Первородных, но и друг на друга.
