Глухов украдкой курил, не затягиваясь. Он был вынужден прятать руки, чтобы не привлекать постороннего внимания. На его запястьях вздулись багровые браслеты — следы от наручников, а костюм пропах плесенью. Боли Аркадий не замечал, однако, как выяснилось, еще не утратил профессиональных навыков. Часть сознания, ответственная за практические действия, функционировала великолепно. С анализом и памятью дела обстояли гораздо хуже.
Итак, он ждал, не отдавая себе отчета в том, что занят слежкой, которая была по меньшей мере странной. В здравом уме он сам назвал бы это заговором с целью свержения существующего режима. Приговор — публичная казнь. Глухов всегда был верным псом Синода, но теперь он уже не принадлежал себе. От этого реальность становилась похожей на один из его дурных снов. По правде говоря, если какая-то разница и была, то он ее не замечал. Окружающий мир представлялся ему зыбким, неясным, неопределенным, слегка расплывчатым по краям. Мотивы собственных поступков казались еще более загадочными, чем проявления неких потусторонних сил, управляющих человеком в бреду или в сновидении…
Чем ближе становилась решающая минута, тем яснее вырисовывалась цель. Он был послан с особым заданием. Он ощущал готовность выполнить любое — независимо от степени сложности. По большому счету, ему и это было безразлично. Только его мучительная потребность имела значение, поскольку грозила остаться неудовлетворенной, пока работа не будет сделана.
Перед этим он провел несколько часов в приятно сыром и восхитительно прохладном подземелье, которое теперь затруднился бы найти, несмотря на свой нюх опытной ищейки. Там он впервые встретился с хозяином. Глухов испытал сильнейший шок. Его будто вывернули наизнанку для подробного изучения. Возникло чувство глубочайшего проникновения, неравного слияния. Зато его поняли и приняли таким, каким он был. При этом внешний облик того, кто занимался любовью с его потерянной душой, ускользал от восприятия…
Тогда Глухову стало ясно, чей беззвучный «зов» раздавался в течение многих дней и ночей прямо у него в голове, маскируясь под кошмары. По мере приближения к хозяину ощущения Глухова постепенно приходили в гармонию. Жуткие видения отступили. Периоды беспамятства сократились до нескольких минут и могли сойти за обмороки в результате тепловых ударов. Полного равновесия он достигнет, когда осуществит свое предназначение. Однако до этого было еще далеко.
…Капельки пота сбегали по лбу и застревали в бровях — несмотря на ночную прохладу. Те, что скатывались по щекам, попадали за воротник. Температура и внутреннее напряжение нарастали… Бывший следователь сунул руку в карман и нащупал двуствольный пистолет. После того как хозяин внес в конструкцию некоторые усовершенствования, эта игрушка внушала Глухову абсолютное доверие.
Он следил за входящими и выходящими, не различая их лиц. Лица своего хозяина он тоже не помнил — только ауру. То, что ради особого задания пришлось пренебречь службой, Глухова нисколько не беспокоило; будущее исчезло в тумане, окутавшем его мозг после радикального изменения. Человеческая озабоченность собственной судьбой казалась ему теперь нелепой и абсурдной. Он стал частью сверхсущества.
Вскоре появился тот, кого Аркадий немедленно выделил среди остальных. Брат по разуму, гостивший в райском подземелье. Еще один солдат, призванный хозяином на службу. Бывший следователь узнал его отнюдь не по внешним признакам. Они ощущали присутствие друг друга на расстоянии, будто однояйцевые близнецы.
Мажор-лейтенант Пряхин (это был он) затаился в темной подворотне на противоположной стороне улицы, что полностью соответствовало плану покушения. С его физиономией показываться в людном месте не стоило — она выглядела так, словно он по неосторожности засунул голову в осиное гнездо.
Глухов окончательно успокоился. Хозяин прислал помощника — на крайний случай, для подстраховки. Вдвоем они провернут операцию, и без того казавшуюся неправдоподобно легкой. Удивительно, что никто не додумался до этого раньше! Прав был шестипалый — людишки стали чересчур мягкотелыми…
Глухов начисто забыл о присяге на верность обер-прокурору, которую дал тридцать с лишним лет назад, и даже о том, как зовут намеченную жертву.
Он был готов совершить то, за что всю жизнь преследовал других, угодивших впоследствии в крематорий. Что ж, приоритеты меняются… Он подпалил очередную самокрутку, не обращая внимания на огромное количество окурков, валявшихся под ногами, и на табачный дым, разъедавший рот. Самокрутка была всего лишь частью незамысловатой маскировки.
Когда «Голубая мечта» опустела и начался комендантский час, Аркадий понял: что-то не так. Пустая карета обер-прокурора слишком долго стояла перед погруженным в темноту домом Начальника.
Чуть позже Глухов отправится туда и попытается войти с черного хода. Он встретит незнакомца, и это станет последней встречей в его жизни.
Он открыл глаза.
Он увидел ту же комнату, ту же обстановку, тех же людей. Только от горящей свечи осталась всего лишь треть. Но изменилось что-то еще — неуловимым, жутким образом. До него пока не доходило, что изменился он сам. И вряд ли могло дойти в будущем.
Вначале у него не было мыслей — только ощущения. Простые реакции на внешние раздражители. Он сидел, привалившись спиной к стене. Клеймо на руке выглядело так, словно было сделано давным-давно. Вообще все тело казалось чужим или по меньшей мере обновленным. Пока не вернулась боль…
Из белого сундука, стоявшего справа, торчали чьи-то ноги, обутые в сапоги. На правом были видны пятна свежей крови. Он знал, кому принадлежали ноги, сапоги и кровь. Это было бесполезное знание — не более чем информация, попавшая в соответствующую ячейку мозга.
Потом что-то зашевелилось в нем — будто начало пробуждаться второе «я», а вместе с ним — хаотические воспоминания, жажда, ненависть, боль. Внутри него навеки поселился кто-то; это постороннее присутствие вызывало мучительное ощущение раздвоенности, но зато и придавало силу, о существовании которой он раньше не подозревал. Неизвестный был заперт в его мозге, за непроницаемой дверью, а у хозяина не было от нее ключа. Зато эта «дверь» легко отпиралась изнутри — по желанию того, второго. Слишком легко… Порой непрошеный гость полностью заслонял действительность, погружая Джокера в мир духов и безумных фантазий. А случалось, его личность проваливалась в черную яму, которая была глубже мертвецкого сна.
Однако сейчас, спустя несколько минут после пробуждения, еще никто и ничто не мешало ему оценить ситуацию. Прежде всего, он обнаружил, что знает о городе Ине, о бывшем священнике, о ведьме и даже о своем отце много такого, о чем человек из леса не имел и не мог иметь ни малейшего понятия. Это были козыри, которые следовало придержать до удобного случая. Теперь он чувствовал себя достаточно здоровым, чтобы действовать в собственных интересах. И только в собственных. Произнесенные когда-то, в прошлой жизни, слова о том, что ему плевать на «общее благо», не были пустым звуком…
